— Да, Маруся, в общих чертах все так и есть. Ты — потомок древнейших жителей — и хозяев — нашей планеты. Их способности, их удивительные, уникальные способности передались тебе. Эти способности, конечно, еще нужно активировать, разбудить, но…
— Но мой отец тоже их потомок! — упрямо крикнула Маруся.
— Видишь ли, — профессор снова вздохнул. — Во-первых, эти способности генетически передаются по женской линии. А во-вторых, я вынужден открыть тебе одну тайну… Мне не хотелось бы сейчас, я думал… Думал, что как-нибудь потом, в подходящей обстановке, но обстоятельства…
— Степан Борисович, не мямлите, пожалуйста, — тихо и твердо сказала Маруся. Она чувствовала, понимала: сейчас профессор скажет что-то действительно важное, что-то такое, что, возможно, перевернет всю ее жизнь.
Бунин отвел глаза в сторону, беспомощно улыбнулся, потом взял себя в руки и четко произнес:
— Маруся, Андрей Гумилев — не твой отец.
— Не отец… Но кто же тогда? Кто мой папа?
— Я, Маруся, — твердо ответил профессор. — Я — твой отец.
Маруся оцепенела. Она смотрела в лицо Бунина, смотрела безо всяких мыслей, как смотрят на облака, на воду, на огонь. Все оказалось очень просто. Просто, как в мыльных сериалах.
Отец — не отец.
Отец — другой.
Вот этот, на экране. Сейчас он, словно избавившись от тяжкого груза, покраснел, заулыбался, сделался говорливым.
— Понимаешь, Маруся, давным-давно, когда тебя еще на свете не было, мы дружили. Втроем. Ева, Андрей и я. Ну, а поскольку ты уже большая девочка, то понимаешь, что отношения двух молодых мужчин и красивой девушки просто дружбой долго оставаться не могут. Так и вышло. Я влюбился в твою маму. Она была очень красивая. Самая красивая девушка в нашем институте. Я в тот момент уже работал на кафедре, преподавал, и мы виделись каждый день — на занятиях, в столовой, просто встречались в коридорах, курилках. Между нами возникла симпатия… Но практически одновременно подобными же чувствами к Еве воспылал и Андрей. Возникло то, что называется классическим любовным треугольником.
— Подождите, — каким-то деревянным голосом сказала Маруся. — Вы любили мою маму. Оте… Гумилев тоже ее любил. А она? Кого любила она? Или у вас было, как у морлоков — женщину никто не спрашивал?
— Ну почему не спрашивал… — Бунин страдальчески поморщился. — Марусенька, девочка, не все так просто в этом лучшем из миров. Отношения между мужчинами и женщинами, между парнями и девушками редко развиваются линейно. Тут играет свои роли множество факторов… Да, Ева в конечном итоге вышла замуж за Андрея. Но были моменты, когда она более симпатизировала мне…
«Врет? Или не врет? Или врет наполовину?» — слушая профессора, гадала Маруся. Она отвела взгляд от экрана коммуникатора, посмотрела на своих спутников.
Илья половинкой галеты вычищал опустевшую консервную банку. Уф уже закончил трапезу и теперь пучком травы протирал пулемет, привалившись спиной к дереву.
— Однажды мы с твоей мамой в составе студенческой группы были на практике в Крыму, — продолжил говорить Бунин. — Ты уже взрослая, понимаешь, как это бывает…
Комары атаковали внезапно!
Еще секунду назад стояла тишина — и вдруг все пространство между ветвями заполнилось множеством насекомых. Треск крыльев заглушил голос профессора. Маруся вскрикнула и от неожиданности выпустила коммуникатор Ильи из рук. Взревел Уф. Вскочив, ехху замахал мохнатыми лапами со скоростью вентилятора. Попавшие под его мощные удары комары с мерзким хрустом валились в траву, копошились там, пытаясь взлететь.
Но перебить всех насекомых гиганту оказалось не под силу. Похватав вещи, Маруся и Илья бросились вглубь леса. Уф топал позади, как-то совсем по- детски крича на комаров басом:
— Тфоя уходить! Уф… Тфоя не хорофо! Моя тфоя стукать! Уф…
Бегство закончилось в глухом овражке, заросшем высокой широколистой травой, увенчанной сладко пахнущими зонтиками цветов.
— Все целы? — оглядывая Марусю и Уфа, спросил Илья, опустившись на землю.
— Нормально, — кивнула девочка. — Коммуникатор твой там остался.
— Растяпа ты, Маруся Гумилева! — в сердцах бросил Илья. — Придется теперь возвращаться. Откуда мы прибежали?
— Тама были, — указал лапой Уф. — Сейфас не ходить. Сидеть, ждать. Уф…
— У меня мало времени, — Маруся умышленно сказала не «у нас», а «у меня». Она вдруг остро осознала: и милый здоровяк Уф, и красавчик Илья — всего лишь попутчики, случайные или кем-то навязанные спутники, которым нет нужды идти с ней до самого конца. Это ее поход, и в конце именно ее, а не кого-то еще, ждет некая цель.
«Я видела, как на своем дне рождения ты стреляешь в Андрея Гумилева. В своего отца», — прозвучали в голове слова Алисы, сказанные ею тогда, в самом начале этого безумного путешествия. Предмет Алисы показывает будущее. «В своего отца». Но Бунин сказал, что отец… Стоп! Люди могут врать. Предметы — нет.
Или могут? Вдруг они тоже — как люди?
«Я теперь — сирота. У меня практически не было матери, не стало и отца. Правда, есть чокнутый профессор, утверждающий, что отец — он. Сюжет как из сериала, которые так любит соседка Клава. Мыльная опера. Хватит! Я не стану об этом думать. Просто не стану. Назло всем. Может, они специально морочат меня! А я вот заморачиваться не желаю — и точка!»
— Черт с ним, с коммуникатором, — Маруся вытерла рукавом пот со лба. — Уф, нам надо выйти к краю пустоши. Завтра утром у меня истекает время на таймере. Пошли.
— Да ты с ума сошла — «черт с ним»! — не согласился Илья. — Это новая модель! Знаешь, сколько он стоит?
— Плевать, — отмахнулась Маруся, глянула на возмущенного парня — и застыла.
По поваленному стволу дерева к Илье полз комар со сломанным крылом. Уф стоял с другой стороны и не видел его. Насекомое, переставляя тонкие лапки-ходули, все ближе и ближе подбиралось к незащищенной шее, к тому месту, где под кожей билась в такт ударам сердца вена, полная вожделенной крови.
— Илюша… Илья, не шевелись, не двигайся! — закричала Маруся, шаря взглядом вокруг себя в поисках какой-нибудь палки или ветки, чтобы сбить комара.
— Что? — не понял Илья, и в этот миг острая трубка хоботка вонзилась в него.
— А-а-а-а!! — парень не глядя стряхнул с себя огромное насекомое. Хоботок обломился, часть осталась торчать в шее, и из нее ударил тонкий кровяной фонтанчик.
— Подожди, я сейчас! — Маруся подскочила к Илье, схватилась пальцами за скользкий обломок хоботка, выдернула его из раны. Кровь пошла сильнее, заливая парню плечо. Илья на глазах побледнел, ухватился рукой за низко свисающую ветку дерева, та хрустнула, и он рухнул в траву.
— Фто такое? — непонимающе сунулся вперед Уф. — Маруфя, фто?
— Его укусил комар. Надо остановить кровь!
— Моя будет лефить! — кивнул ехху, полез в короб за своими снадобьями.
— Маруся, — тихим голосом позвал Илья. — У меня голова кружится…
— Сейчас, сейчас, — девочка присела рядом, зажимая руками дырку в шее Ильи. — Потерпи. Уф!! Что ты возишься? Кровь не останавливается!
— Сейфас, сейфас!
— Я умираю… — простонал Илья.
«Ящерка! — молнией сверкнуло в голове Маруси. — Ну конечно!»
Сдернув с шеи фигурку, девочка вложила ее в ослабевшую руку Ильи и, как делала уже не раз, прижала своей.
«Ну, давай начинай! Ящерка, миленькая, он же и в самом деле умрет!»
Поначалу все шло хорошо: знакомый холод ожег пальцы, рванулся к локтю. Внимательно следя за раной, Маруся улыбнулась: кровь на глазах загустела, алый ручеек иссяк.
А потом случилось непонятное — ящерка потеплела, и теперь девочка ощущала под пальцами просто металл. Обыкновенный металл, не источавший никакой целительной энергии. Илья закатил глаза, обмяк.
— Лечи! — в ярости крикнула Маруся ящерке. — Ну что же ты?!
Безрезультатно.
Выдернув фигурку из холодных пальцев Ильи, Маруся приложила ее к покрывшейся корочкой ране — никакого эффекта.
«Она не хочет, — поняла девочка. — Ящерка не хочет, не желает лечить его. Но почему?»
Уф, опустившись на колени, внимательно осмотрел Илью, потрогал руку, грудь.
— Челофека фифой. Челофека плохо!
— Сама вижу! — рявкнула Маруся. — Где твои травки-корешки, тряпочки? Надо перевязать шею.
Пока ехху накладывал повязку, она еще несколько раз пыталась использовать ящерку — все без толку. Загадочная фигурка отказывалась работать.
Категорически.
Наконец Маруся сдалась. Утирая выступившие слезы, она поднялась над неподвижно лежащим Ильей, повесила ящерку на шею.
— Уф, возьми его. Придется нести. Когда устанешь, понесу я.
— Моя сильный. Моя не устать! — стукнул себя кулаком в грудь ехху. Он повесил на шею пулемет, легко поднял Илью и взвалил на плечи, точно мешок. — Моя идти. Уф…
— Погоди! — Маруся наклонилась и подняла с земли какую-то блестящую штуковину, выпавшую из кармана куртки Ильи.
Фигурка. Зайчик. Или нет, скорее кролик.
