1947 г. Учредительное собрание вновь приступило к работе в прежнем составе, Мусульманская лига заявила, что выборы в это собрание были незаконными, а потому продолжение его деятельности и все его решения являются недействительными и незаконными. Поэтому собрание должно быть распущено[641]. Ситуация осложнялась и тем, что работа временного правительства была чрезвычайно затруднена противостоянием министров – членов Конгресса и Мусульманской лиги. К тому же в Бенгалии и Бихаре продолжались столкновения на религиозно-общинной почве.
В начале ноября 1946 г. 77-летний Ганди выехал в Бенгалию – в дистрикт Наокхали, где шли ожесточенные межобщинные столкновения. В этом густонаселенном районе проживало 2,5 млн. человек, из них 80% – мусульман. Ганди удалось успокоить людей. Индусы и мусульмане стали устраивать совместные трапезы. В одном из митингов участвовало около пяти тысяч индусов, мусульман, неприкасаемых. Ганди оставался в этом районе шесть недель. За это время он пешком обошел 47 деревень, везде призывая к миру и ненасилию. Он считал это паломничеством ради искупления греха. Индусско-мусульманские столкновения в Ноакхали случились, по его мнению, потому что ему не удалось излечить людей путем ненасилия. Ганди писал в этой связи: «Эта моя миссия – самая трудная и сложная в моей жизни… Я готов к любой случайности. Призыв “Сделай или умри!” должен быть испытан здесь. “Сделай” означает, что индусы и мусульмане должны научиться жить вместе в мире и дружбе. Иначе мне следует умереть, в попытке добиться этого»[642].
2 марта 1947 г. Ганди покинул Ноакхали и направился в Бихар, где также посетил десятки деревень. Его усилия не прошли даром. Простые люди верили ему, и это способствовало снижению напряженности в обществе[643]. Вместе с тем в других провинциях межобщинные столкновения и беспорядки не затихали, а все более нарастали.
В этой тревожной ситуации премьер-министр Великобритании Эттли заявил 20 февраля 1947 г., что англичане передадут власть индийцам не позднее июня 1948 г. Одновременно было объявлено о назначении Луиса Маунтбэттена вице-королем Индии вместо Уэйвелла[644]. Маунтбэттен приступил к своим обязанностям 24 марта 1947 г. Он немедленно встретился с Неру и Лиакат Али Ханом в попытке примирить их и вывести из тупика Временное правительство. Однако этого ему не удалось сделать. Неру, Патель и другие деятели Конгресса выступали за сохранение единой Индии. Мусульманская лига под руководством Джинны требовала создания Пакистана.
Ко времени прибытия Маунтбэттена в Индию положение в стране было крайне напряженным, если не сказать взрывоопасным. В своем первом послании премьер-министру Эттли 31 марта 1947 г. Маунтбэттен писал: «Ситуация здесь выглядит безысходно мрачной… На ранней стадии своего пребывания я не вижу достаточных оснований, чтобы добиться согласованного решения будущего Индии. Временное правительство жестко разъединено на религиозно-общинной основе. У каждой партии есть свое решение, и они не демонстрируют ни малейшего намека считаться с мнением других… К тому же вся страна находится в самом дезорганизованном состоянии… Единственный вывод, к которому я был в состоянии прийти, состоит в том, что если я не буду действовать быстро, то могу реально столкнуться с началом гражданской войны»[645].
Политическое и экономическое положение в Индии действительно было крайне тяжелым. Да и возможности воздействия на процессы в Индии у Великобритании были весьма ограниченными. Сама Англия с трудом выходила из завершившейся всего два года назад Второй мировой войны. Она испытывала серьезный финансовый кризис, в стране не хватало продовольствия, которое отпускалось по карточкам. Английское общественное мнение мало интересовало то, что происходило в далекой Индии. Да и в Индии у Великобритании почти не оставалось каких-либо серьезных политических, экономических и моральных ресурсов для сохранения ее в составе империи. В распоряжении британского командования в Индии было всего лишь 11 400 английских солдат и офицеров. Это число постоянно сокращалось[646].
Маунтбэттен стал склоняться к тому, что раздел Индии неизбежен. Наиболее упорно против раздела выступал Ганди. Начиная с 31 марта у него было несколько встреч с вице-королем. На них Ганди говорил о традиционной для англичан политике «разделяй и властвуй», которая подогревала враждебность между мусульманами и индусами. Он предупреждал вице-короля о том, что ему придется «пожать» то, что преднамеренно «посеяли» его предшественники. На одной из таких встреч Ганди неожиданно предложил вице-королю ради сохранения единства Индии дать Джинне возможность сформировать правительство из членов Мусульманской лиги. Однако это предложение не встретило поддержки у руководства Конгресса[647].
После этого Ганди фактически отошел от непосредственного участия в обсуждении политических вопросов с англичанами, не желая связывать себя с последующими событиями, которые привели к разделу страны. По просьбе вице-короля он подписал заявление, осуждавшее жестокость и использование силы в политических целях. Джинна присоединился к этому заявлению.
Накануне раздела Индии, который сопровождался насилием и гибелью людей, Ганди писал: «Я должен признать свое банкротство, но не принципа ненасилия. Я уже говорил, что ненасилие, которое практиковалось на протяжении 30 лет, было ненасилием слабых… Индия не имеет опыта ненасилия сильных»[648].
Далее события начали развиваться по самому трагическому сценарию. Реально встал вопрос о разделе Бенгалии, Панджаба и Ассама. По британскому плану к Пакистану должны были отойти Панджаб, вся Бенгалия и весь Синд. Джинну такое предложение не устроило. Его концепция Пакистана предполагала включение в него территорий Индии, в которых мусульмане составляли большинство, создание двух зон на северо-западе и северо-востоке в составе шести провинций – Синда, Белуджистана, СЗПП, Панджаба, Бенгалии и Ассама.
После нескольких бесед с Джинной по вопросу о разделе Бенгалии и Панджаба 10 апреля 1947 г. Маунтбэттен сказал ему: «Вы требуете права для крупного мусульманского меньшинства на масштабный раздел Индии. Если я предоставлю Вам это, то как я могу отказать Конгрессу, который будет настаивать на точно таком же праве для индусского крупного меньшинства в Панджабе и Бенгалии на раздел этих провинций?». Маунтбэттен дал понять Джинне, что к Пакистану могут отойти Синд, половина Панджаба, возможно, СЗПП и часть Бенгалии. Все остальное останется в Хиндустане [649].
Проблемы раздела Индии и судьбы почти 600 княжеств стали предметом острых дискуссий в руководстве Конгресса, Мусульманской лиги и других партий. В стране усилились беспорядки и насилие, в которые были вовлечены сотни тысяч людей. Обстановка становилась все более тревожной и взрывоопасной. 24 апреля 1947 г. министр внутренних дел Временного правительства Индии Патель заявил Маунтбэттену: «С тех пор как Вы приехали в страну, обстановка значительно ухудшилась. Идет гражданская война, а Вы не предпринимаете никаких усилий, чтобы остановить ее. Вы не управляете страной сами и не даете возможности Временному правительству управлять. Вам не удастся избежать ответственности за это кровопролитие»[650]. Обсуждение проблемы раздела Индии достигло критической точки. Британское правительство прорабатывало различные варианты, исходя из складывавшейся ситуации в стране, с учетом мнения английских официальных лиц, находившихся непосредственно в Индии. В связи с требованием Мусульманской лиги о включении всей Бенгалии в состав Пакистана главнокомандующий войсками в Индии фельдмаршал Клод Окинлек еще в 1946 г. предупреждал правительство Великобритании, что «Хиндустан без Калькутты и контроля над Бенгальским заливом практически нереален. Индусы понимают это. Отсюда неизбежность войны между Хиндустаном и Пакистаном. В этом случае правительство Его Величества будет вынуждено вступить в борьбу за удержание этой зоны Пакистаном и в связи с этим может быть вовлечено в мировую войну»[651].
Окинлек даже допускал возможность создания в будущем альянса между Индией и Советским Союзом главным образом из-за «естественной враждебности» Индии к Пакистану и ее желания вновь объединить страну. Его предупреждение британским властям не вовлекаться в планы Джинны по созданию Пакистана было продиктовано стремлением сохранить Индию в составе Британского содружества наций, что отвечало глобальным интересам Великобритании.
