реагировали на это. Зверь показал куда-то вверх.
Над дверью было окошко, старинная форточка для проветривания, забитая мазонитом. Оно было вроде бы заперто, но Зверь толкнул меня к двери и за несколько секунд оказался у меня на плечах.
Я видел, как блеснул его длинный нож, пригнул голову, защищая лицо, и услышал треск дерева. Окошко поддалось, бухнуло на весь подъезд, а тяжесть, пригибавшая мои плечи, исчезла.
Я взглянул вверх. Зверь пролезал сквозь окошко. Он приземлился за дверью — было слышно, как шлепнулся. Потом замок заскрипел, и дверь открылась.
Он лежал в темном коридоре и знаками показывал, чтоб я молчал.
Я опустился на колени и прислушался.
Сдавленный крик, стон, глухой и регулярный стук — как если бы чье-то тело билось о что-то твердое. Словно металось животное, запертое в клетку.
Я тихо скользнул в глубь темного коридора. Высокие двери, большие комнаты по обеим сторонам. Звуки доносились из самой дальней комнаты, с окнами во двор.
Зверь кивнул на ручку, и я взялся за нее. Рванул дверь — тут мы помедлили несколько секунд. Услышали только чей-то сдавленный крик. Зверь прыгнул вперед. Нож он держал за лезвие, готовый его метнуть.
Но сразу же остановился. Стоял и смотрел, а чей-то сдавленный крик перешел в мычание. И тут он ахнул:
— Madre mia!
На постели лежала голая женщина. Она была связана так, что даже не могла поднять голову. Лицо было закутано в тряпку. Из-под нее еще раз раздался стонущий крик, и она несколько раз рванулась всем телом, так что снова послышался глухой стук.
— Maricones de mierda,[54]— сказал Зверь.
Я кинулся к постели и сорвал тряпку с лица женщины.
Это была Кристина Боммер с белым от ужаса лицом. Она опять застонала. Рот был забит грубым чулком.
Я вырвал кляп, и она чуть не закричала, но я опустился на колени возле постели и заговорил:
— Кристина... ты же меня узнаешь... уже не опасно... это мы... Рикардо и я! Ты не ранена? Спокойно, дружок, милая, успокойся...
Зверь раскромсал веревки своим длинным ножом.
Она зажмурилась, тяжело дыша.
— Милая... мы отвезем тебя в больницу... спокойно... спокойно...
Откуда-то полетел халат, упал на нее. Я подоткнул его по краям. Ее дыхание стало реже и глубже.
— Ты не ранена? Вызвать «скорую»?
Зверь исчез.
Я выругался и вскочил на ноги. Возле кафельной печи стояла грубая старая кочерга. Я схватил ее и на цыпочках вышел в темный коридор.
Пусто.
Открылась одна из дверей. Оттуда вышел Зверь, причем сперва появился его нож. Он указал на следующую дверь в коридоре. Я подкрался к ней и встал наготове у ручки. Рванул ее, подождал пять секунд — ни звука, — и в комнату ворвался Зверь.
Но повсюду было пусто. Три пустые спальни, пустая кухня, пустая гостиная и голая Кристина Боммер на постели в четвертой спальне. Зверь покивал головой и засунул клинок в ножны, сзади на поясе.
— Коллектив, — пробурчал он. — Два пара девиц, я говорил.
А я уже шел к комнате Кристины.
Она сидела на краю постели, пытаясь натянуть на себя халат. Было видно, что ее вот-вот вырвет, глаза были остекленелые.
— Я хочу вымыться, — сказала она.
Подбородок у нее задрожал, и она прикусила губу.
— Конечно, — сказал я. — Врач тебе нужен?
Она вздрогнула.
— Нет. Ни в коем случае. Мне нужна горячая ванна.
Я рыкнул в сторону коридора:
— Зверь? Приготовь ванну! Горячую!
Ее большие глаза уставились на меня. Губы дергались.
Я перевел дух.
— Кристина, только одно — сколько их было? И когда они исчезли?
Она подняла голову, как будто просыпаясь:
— Трое, три мужика. Пять минут тому назад, четверть часа.
Я сжал ладонями ее лицо. Ее трясло.
— Кристина, я должен сбегать на улицу. Рикардо о тебе позаботится, я обещаю! Вернусь очень скоро.
Губы ее сжались, но она кивнула.
— Зверь, — крикнул я в коридор. — Cuidala![55]
Он вышел из ванной. За ним шумела вода. Ух, какой он черный, почти не виден в темноте.
— Хиляй, — сказал он.
Я слетел по лестнице, прыгая через несколько ступенек, но на улицу вышел осторожно. Мимо подъезда цокала какая-то молодая женщина на высоких каблуках. На другой стороне группа мальчишек спорила, чей папа богаче.
Я пристроился молодой женщине в затылок, дошел до угла, перешел на другую сторону перекрестка.
Уппландсгатан кишела народом. Было почти шесть часов, в продуктовых магазинах стояли очереди, давка у табачных киосков, стычки из-за мест для стоянки, битком набитые автобусы.
Я заметил трех молодых людей — черномазых, говоривших по-испански — перед меховым магазином. Трое других — белокурые, смеющиеся — у запаркованного «мерседеса». Трое в комбинезонах ждали кого-то в подъезде. Еще трое с ракетками для сквоша у автобусной остановки...
Я знал только, что их было трое. И что они меня знают, потому что видели раньше. Но я их не знаю, никогда не видел.
Вдруг мне показалось, что трое у остановки смотрят на меня. Я обернулся. Но трое возле мехового магазина тоже на меня уставились. Тогда я повернулся к «мерседесу». Там стояли три мужика и глазели в мою сторону.
— Что за чушь, — сказал я.
Кристина Боммер права. Соображаю я медленно.
Кто-то пел в ванной. Низкий красивый голос мягко выпевал по-испански. И все же я не сразу понял, что это Зверь. Я никогда ранее не слышал, чтобы он пел.
Я стоял в темном коридоре и стаскивал ботинки. В спальне Кристины было пусто. Я осторожно постучал в дверь ванной.
— Входи, compadre, — ответил голос Зверя.
Она лежала в ванне.
Белокурые волосы, белая кожа. Как будто спала.
На полу валялись рваная кофточка и один чулок — остатки того, что на ней когда-то было.
Зверь стоял возле ванны на коленях, черная дьявольская борода, темная кожа, как у пантеры. Одной рукой он поддерживал ей голову и бережно обмывал губкой бледное лицо с зажмуренными глазами.
Ванная комната была старомодная, с электрическим нагревателем, а сама ванна — громадная и на львиных лапах. Все помещение заволокло паром, зеркала запотели, и пот тек по загривку Зверя ручьями.
Я чуть улыбнулся и попытался что-то сказать, когда он обернулся ко мне. Глаза Зверя злобно
