Луна светит безумцам

любви к отлично прожаренному бифштексу, в душевном волнении, которое появляется, когда смотришь хороший фильм или наслаждаешься прекрасной музыкой. Я черпаю магию в собственной жизни и в бессмертной надежде сделать чью-нибудь жизнь лучше.

И я нащупал в слое остывшего пепла крупицу тепла. Едва различимую, уцелевшую назло страшным событиям последних дней. Я бережно зажал ее в ладони, как ребенок зажимает в кулачке светляка, и выпустил в кольцо, созданное амулетом.

«Светлячок» лазурно засиял, будто пламя свечи, стек по пальцам в цепочку и весело побежал в пентакль. Коснувшись серебряной звезды, мой посланец ослепительно вспыхнул. Амулет добела раскалился. Теперь надо мной описывала круг за кругом сверкающая звездочка. На осеннюю траву посыпались искры, и я стоял, словно под сказочным звездопадом.

— Vento, — шепнул я. Потом громче: — Vento servitas. Ventas, vento servitas.

Оборотень утробно заурчал. В его зрачках полыхнул рубиновый отблеск, и зверь пошел на меня.

Мерфи возникла как из-под земли. Откуда ни возьмись, без предупреждения, без поворотников и сигнальных огней. Она встала между мной и оборотнем в классическую стойку для стрельбы и двумя руками подняла револьвер. Гипс здорово ей мешал, и тем не менее револьверное дуло было направлено мне прямо в лоб.

— Гарри, — невозмутимо сказала она, — на землю, немедленно.

Я обалдел. Поверх ее головы я увидел, что Луп-Гару сменил цель и на реактивной скорости мчится к Мерфи. Я видел взгляд, сосредоточенный на ней, чувствовал гигантскую волну бешеной злобы, которая катится перед ним и уже обволакивает хрупкую фигурку жертвы.

Я не мог ответить. Не мог прервать пение или остановить свою руку. Любое из этих действий раньше времени освободило бы накопленную энергию. Последнюю энергию… Мозг почти разрывался от адской боли. Я стиснул зубы. Амулет крутился все быстрее. Искры падали все гуще. Раскаленная звездочка превратилась в сверхновую…

— Гарри, я серьезно, — сказала Мерфи. — Не знаю, что ты делаешь, но говорю тебе, живо ложись на землю.

Доверие. Я его навсегда утратил. Отныне Кэррин видит во мне только подозрительного субъекта и никого больше, а Луп-Гару приближается с неотвратимостью судьбы. У меня свело живот при мысли, что у Сьюзен и ребятишек катастрофически мало времени на то, чтобы выбраться за пределы поместья, и еще меньше на то, чтобы добежать до фургона. Если я не удержу оборотня, он пойдет по их следу и перебьет по одному.

— Гарри, — умоляла Мерфи. Револьвер начал мелко трястись. — Пожалуйста, прошу тебя.

Доверие, Кэррин. Доверие.

Луп-Гару вылетел из зарослей. Мерфи вздохнула, приготовившись спустить курок. Словно одержимый, я крутил амулет, ощущая растущую Силу внутри кольца и назревающий взрыв внутри черепа. Я сделал выбор. Остается лишь надеяться, что Мерфи выстрелит после…

Все слилось в один бесконечный, тягучий миг, как при замедленной съемке, будто нарочно давая мне возможность «насладиться» мучительными подробностями.

Луп-Гару вырос за ее спиной — громадное и мерзкое воплощение свирепой мощи. Широко раззявленная пасть нацелилась на светлую головку. Если эти челюсти сомкнутся…

Мерфи сощурилась на пляшущий ствол револьвера, и в ее руках расцвел огненный бутон. Нас разделяет меньше двадцати футов. Она не промахнется.

Так и не довелось извиниться…

— Vento servitas! — рявкнул я, швыряя амулет. Разорвал Круг и освободил заклятие в тот самый момент, когда выстрел хлесткой пощечиной огрел по лицу.

СИЛА хлынула наружу. Все, что я сумел найти среди пепла, очистить и заботливо взрастить, покинуло меня и устремилось к поднявшемуся на дыбы оборотню. Одновременно с этим что-то горячее больно ударило в спину. Я мешком повалился вперед.

Пентакль пролетел, как сверкающая комета, и сразил Луп-Гару подобно тому, как молния поражает старое дерево. Магический «меч», вонзившись в оборотня, взорвал его оборону и лишил неуязвимости. Яркая вспышка полоснула глаза. Оборотня окутал сноп ослепительных искр. Магические материи столкнулись, и на свободу вырвался мощный сгусток энергии. Клинок голубого огня пробил грудь чудища. Хлынула черная кровь, которая сразу же загорелась. Объятое пламенем существо дико вскрикнуло, выгнувшись от страшной боли. Что-то громыхнуло, что-то еще вспыхнуло, кто-то завопил. Может быть, даже я.

Оборотень упал и изменился, едва коснувшись земли. Вместо жуткой морды появилось человеческое лицо. Клыки и когти пропали. Шерсть исчезла. Чудовищные мускулы истаяли в жидкую грязь. Ненормально искривленные конечности выпрямились, и на траве раскинулся Харли Макфинн с прижатой к сердцу рукой.

Меж его пальцев скользнула серебристая цепочка… Он удивленно посмотрел на рану и обратил взор на меня. Я увидел скорбь, муку, бессильную ярости, которые преследовали его долгие годы, отмеченные проклятием, когда мирный, в сущности, человек, мечтающий о заповеднике для диких животных, был обречен сеять вокруг лишь смерть и разрушение. Но затем взор потеплел и прояснился. Злая тень пропала. Губы Макфинна тронула слабая улыбка, как бы говоря, что он понял все и прощает.

Голова его безвольно откинулась, и он умер.

Потом наступил мой черед.

Глава 34

Я очнулся.

Вот так сюрприз!

Высоко в небе светит луна, а на лбу лежит прохладная ладонь.

— Ну же, Гарри, — тихо шепчет Мерфи, — не умирай.

Я мигнул:

— Мёрф, ты все-таки меня подстрелила. Не могу поверить.

Она утерла слезы и мягко сказала:

— Болван, надо падать, когда просят.

— Я был занят.

Она оглянулась через плечо на лежавшего неподалеку Макфинна.

— Я поняла это… позднее.

И перевела взгляд куда-то за мою спину.

— Не переживай. Я тебя прощаю, — сказал я, полагая, что напоследок вполне уместно проявить немного великодушия.

Мерфи оторопела:

— Чего?!

— Прощаю, Мёрф. Прощаю твой выстрел. Тебя можно понять — работа и все такое