Просто огрели по затылку так, что с меня слетели очки, а сам я шарахнулся на асфальт, распахав себе рожу. Я не успел охнуть, успел только увидеть летящую мне в нос ногу, обутую в стоптанную кроссовку, — и в глазах взорвался огненный шар.
— Что, сука, не ждал? — раздался сверху торжествующий гнусный голос. — Смотри под ноги, гнида! — И мне в ребра въехал очередной пинок.
Я прижал одну руку к животу, скорчился, пытаясь закрыться от ударов. Схватился другой ладонью за разбитое лицо, увидел танцевавшие вокруг бритоголовые тени. Удары сыпались на меня со всех сторон. Вот еще раз долбанули по голове. Я почувствовал, что меня сейчас вырвет.
— Гаси гада! — злорадно прошипел кто-то. — Врежь ему по тыкве, Колян!
— Сейчас ты у меня сам увянешь, Лысый! — хрипло ответил Колян. — Хозяин убивать запретил!
Во мне что-то распрямилось. И эта мразь будет решать, жить мне или нет?! Мареев, очнись!! Пистолет!
Я перекатился на другой бок, выхватил свой верный «Макаров» и выстрелил. Меня ударили по руке, стараясь выбить оружие, но я не выпустил ствол и выстрелил еще, еще!
— Атас! Уходим! — скомандовал хрипатый.
Гоблины бросились врассыпную. Я разрядил им вслед всю обойму, но, кажется, так ни в кого и не попал. Обидно…
Попытавшись встать, я обнаружил, что не могу этого сделать: током пронзила боль в боку, голова загудела, как паровозная топка, и меня вырвало.
Полежав несколько минут, я попытался ползти. Это удалось, но с трудом. Меня плохо слушалась правая рука. Что-то мешало цепляться за землю. Я посмотрел на свою руку, сфокусировал взгляд… и увидел зажатый в ладони пистолет.
Долго я соображал сквозь туман в мозгу, что же теперь делать. Попробовал убрать оружие в кобуру, но не смог: мешал асфальт, не дававший просунуть руку под грудь. Еще подумал. Перевернулся на спину и наконец упрятал «Макарова» на обычное место. Полежал немного, борясь со вновь подступившей дурнотой, потом перекатился на бок… уперся всеми четырьмя… и встал.
В затылке и висках забилась боль, меня качнуло в сторону — к счастью, я стоял неподалеку от стены.
Колени дрожали, руки — тоже. Земля тянула к себе, обещая отдых и успокоение. «Нет, нужно идти», — пробормотал кто-то в моей бедной распухшей голове.
И я пошел. Медленно, будто спотыкаясь вместе со мной, как тормозящий товарняк, прогрохотала мысль: опять делаю не то, что хочется… эх…
Пару раз пришлось остановиться — это когда я оступался и боль в боку снова ножом ударяла меня. Иногда откуда-то доносились чьи-то торопливые шаги, вскоре стихавшие.
Я брел, куда несли ноги. Перед моим взором то возникали дома, мимо которых я проходил, то снова летел мне в лицо носок старой кроссовки.
По голове, от затылка к левому виску, в такт шагам катался тяжелый шар. Как будто бильярдист упорно лупил в одну и ту же лузу, а его шар отскакивал и отскакивал от бортика: затылок — висок… затылок — висок…
Но вот, наконец, шар попал в лузу: боль ударилась в висок и не отдалась в затылке. Я смотрел куда- то немного вниз и не мог понять, почему у меня под носом что-то близкое, гладкое… асфальт? Опять упал?
Я стиснул зубы, зажмурился и снова открыл глаза.
Нет, это не асфальт. Это моя входная дверь.
Я так обрадовался, что выронил ключи, доставая их торопливой рукой. Присел, держась за дверь, — в голове забурлила, завыла жгучая темень — и поднял связку.
Замок ласково щелкнул, пропуская раненого зверя в его берлогу. Я вошел в коридорчик, притворил дверь, шагнул на кухню, опустился на стул.
Слабость придавила меня липкой, душной тяжестью. Я соскользнул на пол, как чайный гриб в банку.
И перед глазами растеклась чернота.
7
girls.mnu
Вы ныряли когда-нибудь в черную липкую тушь? Она охватывает вас жарко и цепко, смыкается над головой, и вы тонете, исчезаете из этого мира. А может быть, это мир, устав от вашего присутствия, уходит куда-то, забирая прочь все свои краски, запахи, звуки…
7.1
Сначала был тягучий медленный водоворот. Темнота клубилась, растекалась, обволакивала со всех сторон.
Но вот черноту начало разрушать светлое пятно. Потом оно стало вспыхивать красным… желтым… Потом замигало: красное — желтое… красное — желтое… красное — Желтое…
«Что за светофор такой, где же зеленый?» — удивился я и открыл глаза.
И увидел, что меня лупит по щекам девушка.
— Больно, — капризно пожаловался я.
Девушка отдернула занесенную для очередной пощечины руку и заговорила испуганно:
— Валерий Борисович, что с вами? Валерий Борисович, вы ранены? Валерий Борисович…
— Подождите… — остановил я ее, поморщившись. В глазах опять запульсировали пятна — теперь уже всех цветов радуги, меняясь при каждом ее слове. — Вы кто?
— Юля Судакова… Ах ты, господи, да что же это!
— А-а, рыбка… — проговорил я и улыбнулся. Улыбаться тоже было больно. — Как вы сюда попали?
— Валерий Борисович, вы что, совсем ничего не помните? Вы головой ударились, да? — Рыбка Юля всхлипнула, готовая вот-вот заплакать. — Вы же мне сами визитку дали, заходить велели… Валерий Борисович, вам плохо?
— Мне хорошо, — ответил я. — А как вы вошли?
— Через дверь, Валерий Бо…
— Незапертую? — перебил я.
— Да, я подошла, и…
— Заприте, — скомандовал я.
Судакова юркнула в коридор. Послышался лязг замка. Я облегченно вздохнул.
— Помогите мне встать, — попросил я, когда Юля вернулась. — Пожалуйста…
— А вы сможете?..
— Куда ж я денусь… с подводной лодки…
