наступить кому-нибудь на ногу в вестибюле на очередном экономическом форуме. Жизнь периодически преподносит нам совершенно неожиданные сюрпризы…
Порассуждав еще немного о своих первых шагах в данном деле, я протянул руку к телефону и набрал номер музыкальной школы. Там работал мой старый приятель-одноклассник Ефим Липовский. Грубоватый голос вахтерши объяснил мне, что Липовский уже ушел домой и больше не появится. Тогда я перезвонил ему домой. Трубку взял сам Фима.
— Ну что, стареющий еврей? — пустился я сразу без всяких там церемоний. — По-прежнему не хочешь работать? Совсем перестал растить гениев музыкального искусства. Время три часа, а ты уже дома?
Фима, привыкший к моим словесным наездам, пропустил мимо ушей все мои фразы.
— Да-да, сижу дома, пропиваю свою часть от продажи России.
— Видать, за дорого вы ее продали. Ты последние десять лет пьешь без перерыва.
— Зато очень умеренно, — ответил Фима.
— Фима, а можно мне к тебе присоединиться? Ты же знаешь, я пью только на халяву.
— И кто из нас стареющий еврей? — быстро отреагировал Липовский.
— Ладно, тут дело не в скупости, а в принципе. К тому же я не просто хочу выпить, и не столько с тобой, сколько с твоим соседом по дому. Он, кажется, чиновник из областной администрации… Как его?
— Дверкин, — ответил Фима. — И никакой-то чиновник администрации, а замминистра сельского хозяйства в правительстве губернии.
— Неважно. Мне надо с ним встретиться, можно за бутылкой. Мне нужно снять кое-какую информацию, причем знать он все-таки об этом не должен.
— Если ты купишь закусь, проблем не будет. Приходи полдевятого, — сказал Фима и положил трубку.
В чем-чем, а в организации застолий Фиме не было равных. На этот счет я мог быть спокоен. В 20.30 с пакетом, в котором были ветчина, коробка финского сыра и две банки консервов, я стоял около двери Фиминой квартиры.
Фима встретил меня в своем обычном потрепанном трико, коленки которого болтались, как пустые горбы у верблюда. Волосатую грудь Фимы прикрывала белая с голубыми каемочками футболка с красовавшейся на левой груди надписью «Д». Помимо своего прямого предназначения, футболка служила моему приятелю также полотенцем для вытирания рук во время приготовления пищи. Вот такой, помпезный и блестящий (последняя фраза могла быть отнесена и к его надраенной лысине), Фима проводил меня на кухню, в которой он обычно и принимал гостей начиная еще с застойных лет.
За большим круглым столом, облокотившись на него локтями, сидел полный толстомордый мужик с пышной седой шевелюрой возраста порядка пятидесяти лет. Мужик уперся взглядом в стоящую перед ним тарелку с солеными огурцами. Большая голова склонилась над столом, образовав тем самым несколько подбородков. Он явно начинал видеть радости жизни, которые появляются обычно у человека после залития внутрь организма определенного количества спиртного. При моем появлении мужик поднял голову, гармошка подбородков исчезла, и он устремил на меня бесцветный взгляд своих голубых глаз.
Я молча кивнул ему, но подумал, что этого будет недостаточно, и подкрепил свое приветствие речевым фоном:
— Валерий Борисович. Можно просто Валерий.
Мужик сделал попытку подняться — удавалось ему это уже с трудом, однако ответное приветствие было произнесено довольно четким и ясным голосом:
— Петр Николаевич. Можно просто Петр.
— Ну вот и ладушки, — произнес за моей спиной Фима и, выхватив у меня пакет с продуктами, устремился к столу. В считанные секунды Фима умелыми движениями распаковал продукты, а Петр Николаевич (или просто Петр) уверенной рукой разлил по 50 граммов греческого коньяка.
— Ну, за знакомство, — произнесли мы все почти одновременно и приблизительно в таком же режиме опорожнили рюмки.
В дальнейшем беседа потекла в духе, который обычно практикуется у людей, относящих себя к сословию интеллигентов. Петр Николаевич рассказал о том, что у него был тяжелый день — два заседания министерства по вопросам сбора урожая (одно из них было выездным) вымотали его окончательно. Фима сказал, что его окончательно запарили бездарные ученики, которые к тому же не хотят учиться, и что зарплату в музыкальной школе по-прежнему задерживают на два месяца. Я высказался просто в том духе, что «жизнь — дерьмо», но что-либо конкретизировать не стал. Наконец, когда уровень оживления беседы повысился, а уровень содержимого в бутылках понизился и мы называли друг друга просто Фима, Петя и Лерик, я дождался очередности Петьки рассказывать о своих проблемах в правительстве и задал каверзный вопрос:
— У вас там в правительстве что, вааще что ли ох…ели? Правда, что убили министра?
Петя даже слегка протрезвел. Тема, видимо, его сильно занимала.
— Да, мы все в шоке, весь день охреневшие ходим.
— А за что его? Больно крутой что ли был?
Петя как мог задумался и сказал:
— Крутой не крутой, а мужик был нормальный, грамотный. Особо никому вреда не причинял, многие его уважали.
— Кто он вообще? — спросил я наивно.
Петр опрокинул очередные пятьдесят граммов, закусил ветчиной и сказал:
— Министром экономики был. За экономическую реформу отвечал, бизнес развивал, перспективы имел неплохие… У нас многие считали, что у него есть серьезные шансы стать губернатором. Если, конечно, Виталик в Москву перебираться надумает… А тут, понимаешь, такое…
— Так его что, — по максимуму делая удивленное лицо, спросил я, — свои же братья-чиновники из зависти шлепнули?
— Что ты! Не знаю, — задумался Петр. — Не думаю я.
«А надо бы думать», — поерничал я про себя.
— Кого же из-за неясных перспектив прежде времени шлепают?! — продолжал заместитель министра. — Губернатор непонятно когда в Москву пойдет. Может, через месяц, а может, и лет через пять. Обстановка в области спокойная, все под контролем. Вряд ли кто-то решился на такое, — еще раз убежденно повторил он.
— Кому же это понадобилось?
— Кто же знает-то? Ты что, следователь что ли? Сидишь тут, допрашиваешь… Мы сами не знаем, сидим, репу чешем, — откровенничал Петр. — Наверное, взял какие-нибудь обязательства, задолжал кому- то. Что-то в этом роде…
— Ну и дела, — подперев небритую щеку кулаком, произнес Фима.
— Шли бы они, эти дела, — неожиданно взвился Петька. — Давайте лучше о бабах.
Осознав решительный настрой собеседника откреститься от старой темы и очевидную привлекательность новой, я понял, что большего выбить из него сегодня не удастся.
Еще минут сорок я слушал о перипетиях сексуальной жизни Пети за последнее время. Даже на пьяную голову мне трудно было представить, как он мог совершать столь головокружительные подвиги с таким животом и тяжелым дыханием.
Ну, да Бог с ним. Я же счел за лучшее откланяться. Выбрал удачный момент и медленной, неуверенной походкой побрел к выходу.
— Перебрал парень, — громким шепотом сказал Петр бросившемуся провожать меня Фиме.
На лестничной площадке я уже бодро и энергично пожал Фиме руку и поблагодарил за приятный и полезный вечер.
— Все, чем могу. Деньги будут — заходи, — сказал на прощание он.
— С последней пенсией, Ефим Михалыч, — ответил я ему в тон и стал спускаться по лестнице.
Размышляя о событиях прошедшего дня, я пришел к выводу, что размышлять, собственно, не о чем. Нужна информация из разных источников. Я решил пойти по простому пути: придя домой, я набрал домашний телефон Передреева.
