— Мне продолжать? — Он не казался особенно расстроенным или подавленным давним горем.
— Продолжайте.
— Что конкретно вам интересно в связи с нашим делом? — последние слова он слегка выделил.
— Ваше мнение: имеет ли потеря матери прямое отношение к исчезновению вашей дочери? — спросил я и тут же объяснил:
— Я имею в виду, нет ли у вас врагов, которые когда-то?..
— Не думаю, — немного раздраженно ответил он, поморщившись. — Вы лучше вообще не вспоминайте про мать. Она здесь ни при чем.
— Хорошо, — пожал плечами я, собираясь произнести свои, в общем-то, давно отрепетированные и привычные слова. — Как скажете. Тогда давайте договоримся: я спрашиваю, вы отвечаете. Без колебаний и не скрывая ничего, что имеет даже малейшее отношение к делу. Потому что, если я берусь за чье-то дело, должен быть уверен, что знаю всю подноготную. Ничего неприличного для меня нет, и сообщать надо со всеми подробностями.
Он смотрел на меня как-то странно, определить, о чем он думал, по его лицу не представлялось возможным, поэтому я добавил:
— Просто иногда получается так, что не вполне правдивые слова клиента или его недосказанности наводят меня на ложные линии, и мы оба теряем кучу времени…
Вересов внезапно улыбнулся.
— Это следует понимать как согласие? — спросил он, глянул на меня и усмехнулся.
— Возможно, — ответил я, пожимая плечами, вежливо и спокойно, подстраиваясь под его манеру вести разговор. Хотя внутренне я уже согласился после его слов о том, что пропало сразу несколько детей.
— Спрашивайте дальше, — разрешил он.
Я кивнул, вынимая из кармана наполовину заполненный блокнотик, чтобы начать делать там пометки по ходу дела, поразмыслил несколько секунд и начал свой обычный допрос:
— Во-первых, хотелось бы узнать обстоятельства ее исчезновения, а также ваш взгляд на эти события. — Я поудобнее устроился на диване и впился взглядом в это непроницаемое лицо, стараясь уловить его тщательно контролируемые эмоции.
— Она исчезла позавчера, никого не предупредив, где-то между восьмью и девятью часами вечера. Практически все личные вещи на месте. Ни у подруг, ни в школе ее не было. Ночевать она также не пришла, чего прежде никогда за ней не водилось. Вместе с ней пропали еще несколько человек из ее класса: еще одна девочка и двое парней. Я не думаю, что это похищение. Очень не похоже.
— Что же вы думаете?
Он слегка скривился, не глядя на меня, лицо у него на мгновение стало каменным.
— Я думаю, — ответил он, — что кто-то их собрал и куда-то увез по их собственной воле. Сманил.
— Вы имеете в виду секту?
— Откуда я знаю?.. Я просто говорил с остальными родителями. Все пропавшие вели себя как обычно. И действовали как обычно. Собрали самые необходимые вещи, очень немного. Сделали все дневные дела. И на ночь глядя пропали. Как будто планировали.
— Интересно, — сказал я, записывая в блокнотике первую гипотезу. — А вы не находили в последнее время в Галиных вещах того, что раньше у нее не замечали? Какие-нибудь книги, например?
Он исподлобья посмотрел на меня — внимательно и слегка настороженно:
— Вчера обыскал ее комнату, вот что нашел, — телохранитель по знаку Вересова вынул из посольского «дипломата» несколько книг разной толщины и оформления.
Я посмотрел.
— Та-ак, — потер подбородок и сделал пометки в блокноте. — Вы уверены, что ваша дочь не могла просто э-э… Отправиться искать приключений?
Вересов бросил взгляд на лежащие передо мной книги о сексе, психических сексуальных расстройствах, извращениях разных происхождений и форм, с описанием средневекового и современного садомазохизма и так далее и тому подобное и очень недовольно ответил:
— Галя тихая, домашняя девочка. За ней выкрутасов не водится… Кроме придумываний.
— Она красивая девушка?
— На мой взгляд — не очень, — не задумываясь, ответил он. — Она очень обаятельная, симпатичная. По стандартам хороша. Смотрите сами, — он вынул и протянул мне несколько фотографий разного формата, где Галя Вересова фигурировала в разных видах: спортивная, с теннисной ракеткой в руках, на лошади в строгом костюмчике, в купальнике на пляже, мокрая, выходящая из воды и уютно сидящая на своей кровати с огромным плюшевым медведем.
Я внимательно посмотрел и, немного удивленно пожав плечами, сказал:
— Зря вы. Очень красивая девочка.
Он тяжеловато молчал.
— Есть ли у нее парень? — продолжил я.
— Такого, чтобы раз — и точка, нет. А так, есть двое. Один лет четырнадцати, они вместе занимаются теннисом, кажется, Андрей Куликов, он как раз из класса, тот, который пропал. Второй тоже из класса, сын банкира. Парень неплохой, соображает, будет учиться на юриста. Оба умные, с хорошими данными, воспитанные. В общем, нормальные ребята. Мы с родителями, конечно, знакомы.
— Эти ребята не могли «помочь» исчезнуть вашей дочери? — скорее для того, чтобы увидеть его лицо, невозмутимо спросил я.
— Галя ДОМАШНЯЯ девочка, — пристально глядя на меня, ответил Вересов. — Не смотрите на эти книги. Ее интерес к таким вещам вполне понятен, как понятно и то, почему она их от меня прятала. Ей четырнадцать лет. Если бы у нее завязались серьезные отношения с кем-то из этих ребят, я знал бы об этом. Если бы она поехала к Андрею на дачу, то предупредила бы меня. Если бы…
— Успокойтесь, Сергей Леонидович, — тихо попросил я, отметив про себя, что своего добился: клиент сбросил маску беспристрастности. — Галине ведь четырнадцать лет? В этом возрасте подростки обычно не горят желанием докладывать родителям о своих романах, а побег с «любимым» воспринимают как нечто романтическое и таинственное, поэтому я не стал бы полностью исключать этот вариант.
Кроме того, то, что ребята пропали группой, о многом говорит. Хотя, — я пожал плечами, — сейчас делать выводы рано. У меня слишком мало данных.
— Вы спрашивайте, — вздохнул он.
— У меня, в принципе, еще три основных вопроса: во-первых, когда и отчего умерла Галина мать?
Лицо его на мгновение исказилось, но клиент справился с этим, отведя от меня глаза.
— Это имеет отношение к делу? — спросил он, глядя в окно.
— Если бы не имело, я не стал бы спрашивать.
Он помолчал и внезапно ответил:
— Она была серьезно больна. Умерла, когда Гале исполнилось пять лет. Это, конечно, отразилось на Гале, но мы с ней смогли восстановить семью, создать ее заново. И у нас все было хорошо.
— Во-вторых, — продолжил я, удовлетворенно кивнув, — кто вы такой и чем занимаетесь, — тут я счел нужным добавить:
— Странно, что я о вас ничего не слышал. Я вообще-то знаю всех людей в Тарасове, занимающихся более-менее серьезным бизнесом.
— И не должны были в принципе, — он помолчал, решаясь. — Потому что моя деятельность и работа моих людей обычно приписывается другим.
Мы работаем на рынке мебели. Но не продаем и не производим, а помогаем серьезным людям заключать между собой значительные контракты.
Я возглавляю крупную компанию, сотрудничающую с нашими крупными торговыми предприятиями. Мы помогаем им начать серьезные отношения с наиболее надежными фирмами-производителями за рубежом, чтобы они могли здесь представлять их продукцию как дилеры. Мы специалисты по завязыванию контактов и созданию крепких, дружеских сотруднических связей. Организуем встречи руководителей компаний, обеспечиваем правовую поддержку фирм, прорабатываем крупные модели и мелкие детали соглашений между ними и нашими клиентами, создаем блоки рекламных кампаний и так далее… — Он помолчал, потом глянул на меня, деловито и спокойно:
