Том 1. Громокипящий кубок

— Царица Жизнь воспитана, как хамка!

1911. Март.

На голос весенней новеллы

Обстругав ножом ольховый прутик,
Сделав из него свистящий хлыстик,
Королева встала на распутье
Двух аллей. И в девственном батисте
Белолильной феей замерла.
Вот пошла к избушке столяра,
Где лежали дети в скарлатине,
Где всегда отточенный рубанок
Для гробов, для мебели, для санок.
Вот и пруд, олунен и отинен,
Вот и дом, огрустен и отьмен.
— Кто стучит? — спросил столяр Семен.
«Королева»: шепчет королева.
Прохрипели рыжие засовы.
Закричали в отдаленье совы.
Вспомнилась весенняя новелла:
В ясенях отданье столяру.
Он впустил. Взглянула — как стрелу,
Прямо в глаз любовника метнула.
И пошла к отряпенной кроватке.
Смерть и Жизнь над ней бросали ставки.
Было душно, холодно и лунно.
Столяриха билась на полу
И кричала: «дайте мне пилу»!

1911. Ноябрь.

Эскизетка

Соны качеля, белесо ночело.
Лес печалел в белосне.
Тюли эоля качала Марчелла:
— Грустно весенне усни! —
Точно ребенка, Марчелла качала
Грезы, меня и весну.
Вот пробесшумела там одичало
Глуше затишия мышь.
Крылья дымели, как саван истлевший.
— Сердце! тебя не поймешь,
Лед запылавший!

1911. Март.

Эго-Рондола

Я — поэт: я хочу в бирюзовые очи лилии белой.
  Ее сердце запело: Ее сердце крылато: Но
  Стебель есть у нее. Перерублю, и
Белый лебедь раскрыл бирюзовые очи. Очи лилии
  Лебедь раскрыл. Его сердце запело. Его сердце
  Крылато! Лебедь рвется в Эфир к облакам —
  К белым лилиям неба, к лебедям небес!
Небесная бирюза — очи облак. Небо запело!.. Небо
  Крылато!.. Небо хочет в меня: я — поэт!

Промельк («Голубые голуби на просторной палубе…»)

Ив. Лукашу

Голубые голуби на просторной палубе.
А дождинки капали, — голуби их попили.
На просторной палубе голубые голуби
Все дождинки попили, а дождинки капали.

1911.