В двенадцати верстах от Луги,В лесу сосновом, на песке,В любимом обществе подругиЖиву в чарующей тоске.Среди озер, берез и елокИ сосен мачтовых средиБежит извилистый проселок,Шум оставляя позади.Я не люблю дорог шоссейных:На них — харчевни и обоз.Я жить привык в сквозных, в кисейныхЛесах, у колыбели грез.В просторном доме, в десять комнат,Простой, мещанистый уют,Среди которого укромноДни северлетние текут.Дом на горе, а в котловине,Как грандиозное яйцо,Блистает озеро сталь-сине,И в нем — любимое лицо!С ольховой удочкой, в дырявойИ утлой лодке, на корме,Ты — нежный отдых мой от славы,Который я найти сумел…То в аметистовом, то в белом,То в бронзовом, то в голубом,Ты бродишь в парке запустеломИ песней оживляешь дом.На дне озерном бродят ракиИ плоскотелые лещи.Но берегись: в зеленом мракеМедведи, змеи и клещи.А вечерами крыломышиЛавируют среди берез,И барабанит дождь по крыше,Как громоносный Берлиоз.Да, много в жизни деревенскойНесносных и противных «но»,Но то, о чем твердит Каменский,Решительно исключено…Здесь некому плести интриги,И некому копать здесь ям…Ни до Вердена, ни до РигиНет дела никакого нам…Здесь царство в некотором роде,И от того, что я — поэт,Я кровью чужд людской породеИ свято чту нейтралитет.
Конец июля 1916
Им. Бельск
Опечаленная поэза
Не вечно мне гореть. Не вечно мне пылать.И я могу стареть. И я могу устать.Чем больше пламени в моем давно бывалом,Тем меньше впереди огня во мне усталом.Но все-таки, пока во мне играет кровь,Хоть изредка, могу надеяться я вновьЗажечься, засиять и устремиться к маю…Я все еще живу. Я все еще пылаю…