Том 3. Менестрель. Поэмы

— Выпьем за наших любимых-ненавистных! —

сказал мне как-то Бальмонт

Цветет сирень, благоухая,
Томя, и нежа, и пьяня.
Какая радость! грусть какая
Сегодня в сердце у меня!

То я горю, то сладко гасну.
Всем отвечаю невпопад.
О, как невыносимо-страстно
Меня терзает аромат!

Я в исступленьи! я до боли
В ноздрях вдыхаю целый день,
Меня лишающие воли
Цветы под именем — Сирень!

Как призрачно! как белолистно!
Последней белой ночи мрак…
Любимая! ты — ненавистна!
Ты вражий друг! Ты дружий враг!

Канцона («О, водопады Aluojа…»)

О, водопады Aluojа —
Пятиуступная стремнина,
Пленительные падуны!
Паденье ваше — удалое!
Вы, кем овлажнена ложбина,
Вы, кто над скалами звучны, —
Краса эстийской стороны, —
Я вас пою, о водопады
Реки извилистой и бурной,
В орешник, в густоте сумбурной
Запрятанные! Край прохлады
В полдневный изумрудный зной,
Отныне вы воспеты мной!

Aluoja

Два цветка

От Aluojа до Pühajõgi
  Нет ни вершка:
Одна с другой сомкнулись в беге
  С рекой река.

Какой он быстрый! какой он шустрый
  Хрусталь — приток!
А при слияньи, в затоне, грустный
  Речной цветок.

Он в Pühajõgi  иль в Aluoja
  Узнаешь, как
Когда ни доброе и ни злое,
  А просто так!

Ведь влага — влагой, река — рекою,
  Водой — вода.
Так наше чувство — призыв к покою, —
  Цветет всегда.

Оно твое ли? оно мое ли?
  Никто того
Из нас не знает. Но нет в том боли, —
  Лишь торжество.

Алая монахиня

Алая монахиня.
Очи — изумруд.