«Манон», «Таис», «Иродиада»?По этим партитурам радаДуша проделать petite tournee(Тут мне припомнился Кюи,Масснэ «расслабленным Чайковским»Назвавший. С мнением «таковским»Понятья борются мои).На всем незримое клеймо:«Здесь жизнь — как пламя, а не жижа».— Я лишь пересказал письмо,Полученное из Парижа.
Второе письмо
На ваш вопрос: «Какие здесьЗаметны новые теченья?»,Отвечу: как и прежде, смесьУма с налетом поглупенья.Apollinaire, Salmon, Sendras —Вот три светила футуризма!Второе имя — слов игра! —Нас вводит в стадию «рыбизма»,Иначе — просто немоты:Для уха нашего беззвучноИх «нео-творчество»; докучноОно, как символ тошноты.А «дадаизм», последний крикЛитературной ложной моды.Дегенератные уродыИзображают крайний сдвигВ театрике «Ambassa deurs»Актер, игравший дадаиста,Кричал: «Да-да!» — по-русски чисто —Дадаистический пример!..От пышного «Folies-bergeres»До «Noctambules», мирка студентов,Их пародируют. ОдниОни — объект экспериментовНеисчерпаемый. Они —Великовозрастные дурни.В салоне, в парковой тениИ в подозрительной «амурне»Они завязли на зубах…Ошеломляющая «слава»Дегенератов (тлен и прах!)Плывет, как восковая пава…Исканье — вечный идеалХудожника. Но эти «томы» —Весьма плачевные симптомы.Теперь, когда весь мир усталОт шестилетней гнусной бойни,От глупых деяний и слов,Пора искусству стать достойнейИ побросать «хвосты ослов!»Уже в прославленном кафеСреди Латинского кварталаМоя знакомая встречалаТонущего в своей строфе,(А может статься — и в софе,Как в алькермессе!..) солнцепевца,Решившего покушать хлебцаФранцузского. Итак, БальмонтВошел под кровлю «La Rotonde»,Где не бывал шесть лет. За этиЛета немало перемен,Но он все так же вдохновенИ непосредственен, как дети.Литературно обруселПариж достаточно. На кейфеЖивет в Contrexevill'e Тэффи,И Бунин прочно здесь осел.Сменил на вкус бордоских вин«Денатуратный дух Расеи»,Вотще свой огород посеяв,Туземец Гатчины — Куприн,Маяк «Последних новостей»!..И, как ее ни ороси я,Суха грядущая РоссияДля офранцуженных гостей…В Париже — полу-Петербург,Полу-Москва. И наша «грыжа»,Болезнь России, для Парижа, —Заметил друг словесных пург,Который брови вдруг насупил, —Как для купчих московских — жупел.
