Раз вы хороший, добрый, честный, чистый —А в этом я хочу не сомневаться, —Как вы могли, как только вы решилисьС моим отцом поддерживать знакомство?Вы юноша еще, почти ребенок,И всячески вам надо опасатьсяДурных влияний, и людей порочных,Испорченных, стараться избегать.А мой отец (Господь, прости мне этиДля дочери опасные слова!)Пропойца, негодяй, он нехороший,Нечестный человек. Вы пьете с ним.При том, мне кажется, гораздо больше,Чем следует; не глупо ль прозвучало,Что следует пить водку, эту мерзость,Губящую как тело, так и дух?Я — враг ее: она мне причинилаТак много горя; матери моейУскорила кончину, потому чтоОтец мой, вечно пьяный, поведеньемБессовестным ее в могилу свел.Я — враг ее, а раз отец — пропойца,Естественно, что и ему я враг.И если вы действительно хотитеМне другом быть, не пейте больше, милый,И не ходите в этот дом проклятый,Где нераздельно властвует вино».* * *Мы долго в этот вечер говорилиИ с каждой фразой думами сближались,Бродя сначала зимним Приоратом,А под вечер по улицам-аллеям,Залитым электрическим сияньемИ занесенным белым покрывалом.Снег сыпался, и, в отблесках фонарных,Любовь в глазах у Златы расцветала;В своих глазах любви не мог я видеть,Но девушкины очи говорилиТак ясно мне, что и в моих глазахЗаметили они расцвет любовный.Я этого не чувствовать не мог.С последним поездом мы возвратилисьВ столицу, я отвез ее до домаИ, слово взяв встречаться и по почтеБеседовать, отправился к себе.* * *В те годы я бывал ежевечернеВ театрах, преимущественно в ЗалеКонсерватории, где ЦеретелиДержал большую оперную труппу.Я музыку боготворю не меньшеПоэзии, и удивляться надо ль,Что посещенье оперы являлосьПотребностью моей необходимой.В сезон поста великого, у ГвидыЯ слушал итальянцев с упоеньем.По воскресеньям даже дважды в день яХодил в театр: и вечером, и утром.Нечасто исполняемые пьесыДавались там: «Германия» Франкетти,«Заза» Леонковалло, «АндриенаДе Лекуврэр» синьора Чилеа,Там удалось прослушать «Джиоконду»,Чтоб временно увлечься Понкиелли,Где так неподражаем Титто Руффо…Да, имена там были звездоносны:Певала там и Лидия Берленди,И Баронат, и Гай с Пеллингиони,И Арнольдсон с Ансельми, Баттистини,И Собинов, и Фигнер, и Клементьев.Липковская там делала карьеру,И Монска промелькнула метеором,И упояла нас колоратуройВ «Титании» кудесница Ван-Брандт.Она была великою малюткой,И это имя — целая эпохаВ моих переживаниях музыкальных.И Мравина Евгенья Константинна,Моя сестра троюродная, Сказка,Снегурочка и Жаворонок Вешний,В тот год дала прощальный свой концерт,Заканчивая деятельность грустно,С печатью смерти, со следами прежней,Блистательной когда-то красоты.Со мной в театр ходить любила Злата,И юная старушка «Травиата»Сближала нас немало, слава ей!И как бы «Травиату» ни бранилиЗа ветхость, примитивность и слащавость,Не поддаваться чарам этих звуковНе в силах я и «слабостью» горжусь: