Том 4. Классические розы

Или это чудится?
Или это так?
Тихо шепчет: «Сбудется:
К свету этот мрак.
Только не растаскивай
Скопленных лучей».
Чей ты, голос ласковый?
Чьих ты блеск очей?

Возникает гридница.
Смотришь, — ничего.
Слышится, — не видится.
Что за колдовство!
Проплывает утица
На призывный кряк.
Или это чудится?
Или это так?

1929

В тот май

Был май. На подстриженной Стрелке
Уже продавали фиалки.
Детишки играли в горелки,
И нежились горизонталки.

И шины колясок хрустели,
Прижатый тревожили гравий.
Был май, и на майской пастэли
Все было в Островской оправе.

Белесо ночела столица
За Невками и за Невою.
И были обвеяны лица
Сиренью в тот май неживою…

Болотной, чахоточной, белой
Обвеяны были сиренью.
Дышали уста Изабеллой —
Чуть терпкой, чуть тленною ленью…

Была обреченность и гибель
В глазах, в Островах, в белой жути.
И в каждой-то каменной глыбе
Был сказ о последней минуте.

Угаслыми были горелки
И зяблыми горизонталки
В тот май полумертвый на Стрелке,
Где мертвыми стали фиалки…

1929

Предгневье

Москва вчера не понимала,
Но завтра, верь, поймет Москва:
Родиться русским — слишком мало,
Чтоб русские иметь права…

И вспомнив душу предков, встанет,
От слова к делу перейдя,
И гнев в народных душах грянет,
Как гром живящего дождя.

И сломит гнет, как гнет ломала
Уже не раз повстанцев рать…
Родиться Русским — слишком мало:
Им надо быть, им надо стать!

1925

Русские вилы