И зашагал обратно в лес.
Отец Александр некоторое время стоял словно каменный. Потом медленно сел на велосипед, медленно поехал дальше.
Некоторое время он колесил без мыслей и чувств. Потом на него нахлынуло. Он вдруг обмер, перестал крутить педали, велосипед ехал-ехал, да остановился, и батюшка упал вместе с ним на бок. Полежал- полежал, поднялся, сел на пригорок. Мысли путались в голове. Он бормотал:
– Чудо послал!.. Как благодарить Тебя, Господи!.. Хотел тех, а крестил этого… Ведь я, можно сказать, крестил… От греха спас… Велика милость Твоя, Боже мой!..
54
Лёшке было не радостно. Он недоумевал, как это получилось, что он отпустил попа. Не убил, даже не намял ему боков. Одурачил его поп, будто каким-то облаком обволок, загипнотизировал, не иначе! Да ещё купил тем, что раньше увидит Машу на том свете… Лютая злость вскипала в душе Алексея, причем не столько на попа, сколько на самого себя.
В отряде он никому не рассказал о случившемся. Да и как такое расскажешь? Не поймут, засмеют, а то и, чего доброго, осудят.
Каждый день он помногу раз вспоминал ту встречу, все поповские слова по косточкам разбирал. И теперь уже другое злило его – что всё больше и больше чувствовал он себя во власти этого лысоватого седеющего попа с такими детскими и озорными глазками, напевным голосом, окающим ярославским говорком.
55
В июне снова пришли эстонцы. Явились, чтобы разогнать партизан, но партизаны сами несколько дней от души гоняли их по всей округе вблизи места Ледового побоища. Вояки они оказались никудышные. Одни остались валяться в лесной траве, другие потонули в болоте, третьи еле унесли ноги, несолоно хлебавши.
56
Петровым постом пришла к отцу Александру нежданная радость: в гости к нему нагрянул не кто- нибудь, а сам митрополит Сергий Воскресенский! Подъезжая на автомобиле, тот стал свидетелем потешной сцены: протоиерей, держа осанку и думая о чём-то своём, шёл из церкви домой со стопкой книг, и на подходе к дому был атакован красивым молодым козлом, серебристо-голубой окраски с белоснежными ногами и кудрявым лбом, украшенным сильными рогами. Козёл атаковал священника подло, сзади, стараясь больнее подцепить под мягкие ткани.
– Ах ты, Робинзон! – воскликнул батюшка. – Да что же ты делаешь? Непочтительный ты козёл!
В следующий миг он увидел подъехавшую машину, выходящего из неё смеющегося митрополита и весь засиял:
– Батюшки! Высокопреосвященнейший!
Щёки его вмиг раскраснелись от счастья, он пошёл под благословение митрополита, но тут козёл снова напал на него сзади.
– Робинзоша! Ну как тебе не стыдно! До чего же ты непочтительный козёл! Ведь я – лицо духовного звания, ко мне сам митрополит пожаловал, а ты!..
Сергий, благословляя отца Александра, продолжал смеяться. Потом утирал уголки глаз краем широкого рукава.
– Извольте видеть данного разбойника! – указывал отец Александр на козла. – Во всём себя ставит мне поперёк! Началось с того, что его дали мне в качестве козы. Была пятница, и я назвал козу Пятницей. Но вскоре выяснилось, что это как раз не коза, а козёл, и я переименовал его в Робинзона. Красивый вырос козлик, но совершенно непочтительный.
– Не признаёт в тебе протоиерея?
– Не признаёт! Вот, извольте видеть, снова нацеливается меня боднуть. Робинзон! Робинзоша!..
Митрополит поел с удовольствием матушкиного постного борща, жареных окуней, попил земляничного квасу. Потом позвал отца Александра прогуляться по ближайшему лесу. С чего бы это?
– Далеко гулять не будем, – объявил митрополит, когда они вошли в чащу. – Вот письмо тебе, батюшка, от твоего сына.
Отец Александр чуть дара речи не потерял:
– Как письмо? Как же оно попало?
– Через верных людей я попросил связаться. Мне привезли из Москвы. Прочти да потом сожги. Если найдут, нехорошо будет. Сам понимаешь. А теперь проводи меня до машины, поеду я дальше. В Нарву путь держу.
57
Дома отец Александр уединился и прочитал письмо от своего старшего сына Василия, служившего в храме Рождества Христова в селе Измайлове, на восточной окраине Москвы. Он писал о том, что осенью их бомбили – бомбы падали неподалёку от его церкви, но ни одна не задела храм, хотя двоих прихожан пришлось отпевать – убило осколками.
Немцы в Москву не прошли.
Есть в Москве нечего, кое-как перебиваются люди, но ещё хуже – в Ленинграде, где остался второй сын отца Александра – Димитрий. Он пишет, что в городе на Неве настоящий голод.
А вот третий батюшкин сын, Андрюша, ушёл на фронт, писал, что идёт большое наступление на Ржев, он там воюет, но с февраля писем от него не получали.
Совсем неясная судьба у самого младшего, Даниила, он служил в Севастополе, который сейчас осаждают немцы…
Когда Василий писал своё письмо, он ещё не знал, что четвёртого июля героическая оборона Севастополя закончилась: гитлеровцы взяли город, среди защитников которого был и младший батюшкин сынок.
А отец Александр о взятии немцами Севастополя знал – в Закатах с весны работала система радиоточек, немцы вовсю вещали, бравурно докладывая об очередных своих победах. Батюшка ежедневно с болью в сердце молился о судьбах своих сыновей и особенно о Данилушке.
Письмо отец Александр дал прочесть матушке Алевтине, а потом сжёг в печке.
58
Лишь на Петра и Павла комендант Шмутц отпустил из Сырой низины людей для крещения. Кроме них отец Александр выпросил ради такого праздника всех именинников. Петров насчитывалось пятеро, Павлов столько же.
– А в прошлый раз Павлов было четверо, – удивил всех отец Александр. – Один новенький. Так? Вот тебя в Пасху не было.
– Правильно, меня недавно сюда перевели, – улыбнулся пленный.
– А вы что, всех запомнили? – удивился другой.
– Запомнил. Ты Пётр, ты тоже Пётр, ты Павел. Пётр, Пётр, Павел, Павел, Павел, Пётр, – всех пересчитал батюшка. – Теперь некрещеных. Эдуард, Альфред, Степан, Олег, Василий, Иван, Альберт, Роман, Евгений, Геннадий, Марат, Марлен. Правильно?
– Правильно!
– Вот это да!
– А что за имя такое Марлен? Вроде на женское похоже?
– Нет, отец Александр, это означает Маркс-Ленин.
– Скажи на милость! Сразу оба! А где же Сталин? Шучу. Предлагаю Марату, Марлену, Альфреду, Альберту и Эдуарду в честь праздника стать Петрами и Павлами, на выбор, кому кем захочется. Остальных окрещу теми же именами, которые у них сейчас. Но если есть возражения, готов их принять.
Возражения были. Марлен захотел в крещении быть Владимиром, Альфред – Александром, Марат – Максимом, Альберт – Алексеем, и лишь Эдуард согласился стать Павлом.
Уже имевшие православные имена менять их не собирались.
Иваном оказался тот самый, которого на Пасху били у входа в храм. Сейчас у него снова были на лице синяки.
– За что же тебя лупят постоянно? – спросил отец Александр.
