– Вон отсюда!
Те сняли с голов шапки.
– Я не про шапки, – сказал священник. – Я говорю: вон отсюда! – И он, указывая на дверь, добавил по- немецки: – Вег!
Немцы переглянулись, один, брезгливо нахмурившись, сказал что-то другому, и они удалились.
– Ну, теперь берегись, храм подпалят, – в ужасе проговорил дьякон Олег.
– Какая смерть может быть лучше! – ответил ему отец Александр. – Считай, как будто на поле брани.
Несколько прихожан всё же боязливо исчезли из храма, но немногие, человек пять, не более. Остальные взволнованно ждали, что произойдёт дальше, готовые принять любую участь. Но богослужение прошло до конца, а никто так и не пришёл поджигать церковь.
119
На девятый день гибели Торопцевых отец Александр отслужил панихиду и прочитал такую проповедь:
– Иногда некоторые меня спрашивают: «Как часто надо ходить в церковь? Надо ли каждый день или можно не каждый? Надо ли приходить в каждое воскресение и в каждый праздник или можно иногда пропустить и воскресение и праздник?» Раз и навсегда я хочу ответить: не ходите вовсе! И не надо ходить. Не ходите в храм Божий вообще!
Слушатели недоуменно затихли, а отец Александр выдержал паузу и продолжил:
– Не будете ходить в храм Божий и, когда помрёте, окажетесь в аду. Рядом с Гитлером. И будете вечно там гнить рядом с Гитлером. Вечно! Только подумайте, вечно рядом с Гитлером!
Прихожане дружно выдохнули, дождавшись, куда клонил батюшка. А отец Александр измученно улыбнулся и закончил:
– Ну а кто хочет вечно в раю с Александром Васильевичем Суворовым, тому добро пожаловать в церковь!
120
И наступило наше Рождество.
Все эти дни отец Александр ждал ареста. Удивительно, почему немцы до сих пор терпели его отчаянную смелость! Он сам не знал, радоваться этому или огорчаться. Но вот что по-настоящему сильно огорчало его, это предвидения. Почему они являлись к нему не загодя, а только тогда, когда страшное событие уже происходило? Он мог бы предотвращать гибель людей, а ему дано было лишь увидеть свершающееся.
В день светлого Христова Рождества, причащая прихожан, отец Александр услышал гул самолётов и почему-то подумал: «Наши летят к нам на праздник». После службы он вышел из храма и долго смотрел в небо.
– Что там, батюшка? – спросил его Коля.
– Мне кажется, к нам сюда наши самолёты летят. Слышишь гул, Колюня?
– Ничего не слышно, батюшка.
– И что же, никто не слышит?
– Я нет. Я тоже нет. И я. И я, – отозвались дьякон Олег, Витя, учитель Комаринский и Ева.
– Странно, что вы такие глуховатые, – покачал головой отец Александр и отправился домой.
А через час советская авиация нанесла удар по селу Закаты. Бомбы рвались на улицах, сотрясая дома, валя заборы, рассыпая немцев по всем щелям и углам. Взлетела на воздух комендатура, были уничтожены два танка, стоявшие рядом с ней, и многих немцев и полицаев отправило летучее воинство во ад, туда, где, по словам отца Александра, уже уготовано было место и для Гитлера.
121
В феврале отец Александр получил из Пскова циркуляр от Управления Псковской Православной миссии. В нём говорилось о том, что по указанию экзарха деятельность миссии прекращается. В случае объявления эвакуации церковные ценности необходимо будет вывезти в Псков. Кроме того, приказано было принять от церковных старост кассовую наличность и передать её вместе с церковными ценностями управлению миссии.
После гибели Торопцева отец Александр так и не удосужился избрать нового старосту. Дал себе слово, что сделает это на сороковой день.
– Получается, я сам себе должен отдать церковную наличность и везти её во Псков, – проворчал отец Александр. Он был недоволен тем, что экзарх сворачивает деятельность Псковской Православной миссии. – Ну и что, что вернутся большевики?
По всей Псковщине уже вовсю шла насильственная эвакуация населения. Ежедневно тысячи людей целыми деревнями угонялись в Прибалтику. Ждало своей участи и село Закаты. После авианалёта в селе было немного немцев, жили они по разным домам, и, быть может, поэтому село до сих пор не подверглось эвакуации. А потом немцы и вовсе исчезли.
122
– Вот мы с вами, дорогие братья и сестры, вновь дожили до Великого поста, – произносил отец Александр очередную проповедь. – Дожили, в отличие от многих, кому Господь ныне уготовал свои лучшие небесные селения… Русская армия по всем фронтам гонит захватчиков с нашей земли. Скоро и сюда придут наши войска. И нас спросят, как мы жили под врагом. И мы ответим: жили честно, врагу не служили, души свои не погубили предательством…
Пришла Пасха, а вместе с нею и советские войска. Отец Александр радостно встречал их с иконой Александра Невского в руках. Он тщетно выглядывал:
– Сыночков… сыночков моих… нету ли?.. Сыночки мои!
Среди освободителей пришёл и Лёшка Луготинцев. Он явился к батюшке и сказал:
– Отец Александр, тебе надо уходить. Тебя арестуют, это точно. Говорят, всем, кто участвовал в Псковской Православной миссии, арест и расправа. Хорошо, если в лагеря, а то и к стенке могут поставить. Я помогу тебе переправиться в Прибалтику.
– Нет, Лёша, мне со своей земли уходить некуда, – отвечал батюшка. – Здесь моя ненаглядная Алюшка похоронена, здесь все Торопцевы, другие мои прихожане. Здесь моя армия полегла. Про лагерь в Сырой низине слыхал, что с ним сделали? Один только спасся, жил у меня там же, где и ты прятался. За несколько дней до прихода наших ушёл. Сказал, пойдёт навстречу, а там будь что будет. А звали его Иван Три Ивана. Потому что был он Иван Иванович Иванчёнок. Ну а коли арестуют и упекут в лагерь – попощусь. Наступит для меня хорошая монашеская жизнь. Бог даст, и мученическую кончину приму.
Уходя дальше воевать, Лёшка Луготинцев переговорил с Евой:
– Ты мне давно понравилась. Ещё когда я под куполом прятался. Вернусь, пойдёшь за меня замуж?
– Ты вернись, а там видно будет.
С тем они и попрощались. Алексей отправился бить врага, а батюшка Еве дал наказ:
– Иди за него замуж, Муха. Он хороший парень. Главное, со дна потихоньку вверх поднимается. Ты ему будешь опорой в этом подъёме.
Еще через два дня отца Александра арестовали прямо на улице. В том доме, где он жил в сорок первом году, теперь временно разместился новый сельсовет и сельский комитет партии.
Допрашивали батюшку прямо в его храме. Двое. Один постарше, Наум Захарович, другой помоложе, Михаил Сергеевич. Наум Захарович спросил:
– Ну что, поп! Ты здесь сколько людей исповедовал?
– Не считал.
– Ну а теперь мы тебя здесь будем исповедовать. Ну что, поп, доигрался?
– Во что? – спросил отец Александр.
– В любовь с фашистами.
– Никакой любви у меня с ними не было. Можете у любого нашего сельчанина спросить.
– А вот мы сейчас и спросим первого попавшегося. Введите гражданина Лаврова.
Привели какого-то дедка.
– Гражданин Лавров, что вы можете сообщить следствию о взаимоотношениях гражданина Ионина с немецкими властями?
– Хорошие, – кивнул дедок.
