— Ты чего несешь? Да я тебя за такие слова…
— Хорош кипешить, — прервал Тема диалог братьев. — Я, кажется, понял, что собирается сделать Матвей Яковлевич.
— И что же? — тут же спросила Машка.
— Да то же самое, о чем только что Саша говорил. Яковлевич каким-то образом, понятно только, что не дракой, спровоцирует панику среди Балобановых, чтобы они опрометью бросились слать весточки своим сообщникам, удерживающим Лизу. А мы в этот момент должны быть начеку, весточки эти перехватывать, и по ним вычислить адрес сообщников.
— Раз так, то нам надо проверить все близлежащие почтовые ящики, — заметил Саша.
— Это еще зачем? — не понял Леша.
— Ну как же? Если ты написал письмо, куда ты его опустишь? Либо отнесешь на почту, либо кинешь по дороге в любой почтовый ящик. Если они попрутся на почту, тогда все сложнее. Тамошний ящик вскрывать себе дороже. Еще в милицию за грабеж и хулиганство угодишь. А вот если они предпочтут уличный ящик, тогда проблем почти нет. Главное заранее подобрать отмычки, чтобы ящик вскрыть, корреспонденцию оттуда изъять, перебрать, нужное письмо достать, остальные положить обратно. И сделать это надо до прихода настоящего почтальона.
— Сашка, ты — голова! — не сдержал восхищения Тема. — А я чего-то даже и не додумался до этого. Ведь действительно: ну куда они еще с письмами попрутся?
— А по-моему все предложенное — большая лажа. А кто вам сказал, что они будут писать трогательные письма сообщникам? А если просто отобьют им телеграмму? Это однозначно быстрее получится, чем письмо, которое пока до адресата доберется, десять лет пройдет. Или не знаете, как у нас почта работает? А если Балобановы просто возьмут и поедут туда, к сообщникам своим, никого не предупредив? — не унимался Леша.
— Просто я хотел сказать, что мы должны учесть и такой вариант. А что уж именно выберут Балобановы — это мне неизвестно. Я считаю, что мы должны быть готовыми ко всему, — разъяснил невозмутимый Саша.
— Ну, хорошо, — сказал Тема. — Ящики я, так и быть, беру на себя. Если в ближайшие полчаса ничего не произойдет, мы с Машей отправляемся на прогулку по окрестностям. Заодно и проверим местную почту. Когда работает, когда перерыв. Ну, и так далее. Вдруг и правда пригодится?
— А мне, значит, продолжать нести боевую вахту?
— Лех, смотри сам. Хочешь сам ящиками заниматься — давай я вместо тебя подежурю, а вы с Саней по дворам пройдетесь. Не все ли равно, кто возьмет это на себя?
— Да, ты прав, — сник Алексей. — На самом деле, ребята, кто бы знал, как у меня за Лизку сердце болит! Вчера так и не мог заснуть, всю ночь какие-то кошмары чудились.
— Ну, так тем более! Часов в девять вали-ка ты друг ситный домой и отсыпайся. Что-то мне подсказывает, что завтра будет очень горячий день.
— Ладно, — кивнул Леша. — Только вот дождусь звонка Яковлевича: что скажет? А то вдруг он сегодня начнет Балобановых трясти, а нас и нету никого на посту. Вот мы хороши будем!…
По еле приметной в траве тропинке шли двое. Удобные современные рюкзаки за плечами, старенькие потертые джинсы, истончившиеся до почти прозрачной голубизны, недорогие футболки. Все одинаковое, как из одного набора. Только на ней кроссовки, а на нем — изношенные раритетные кеды, режущие глаз и настырно выпадающие из общей идиллической картины.
— Сереж, ты с картой сверялся? Долго нам еще идти? — не выдержала она.
— Долго, — ответил Сергей, даже не удосужившись обернуться.
— Ну откуда ты знаешь, если даже в карту не посмотрел? Ты что, был здесь раньше? — не унималась его попутчица.
— Нет, не был. Просто знаю. Ты что, устала?
— Не то, чтобы устала. Просто надоело как-то. Целый день одно и то же: идем, идем, а куда, зачем идем?
— Я давно подозревал, что ты от природы никакого удовольствия не получаешь. Ну, оглянись вокруг: где ты в городе такие деревья-великаны увидишь! А воздух! Его же пить можно, он даже на вкус сладкий и пьяный. Птицы поют, солнце греет, что еще надо для полного счастья?
— А я скажу: остановиться хотя бы на часок и успеть рассмотреть все то, о чем ты говоришь. А то кроме как твоей спиной я ничем за весь этот день и не налюбовалась. Какие к черту «сосны-великаны», когда на уме лишь одно: выдержат ли мои ноги, и не натру ли я их до крови. Чистый мазохизм, и никакого удовольствия.
— Света, я ж тебя предупреждал: это нормальная пешка[3] в хорошем темпе, никаких тебе походов выходного дня, к которым ты так привыкла. Ты ж знала, что так будет, так зачем пошла со мной?
— Да потому что иначе я тебя и не увижу за весь отпуск, вот почему! Я с работы, ты на работу, ты с работы, я на работу! Думала, хоть отпуск вместе проведем, так какое там! «Я в поход собрался, если хочешь — присоединяйся»! Или не твои слова?
— Мои, Свет, мои. Только не пойму: что тебя не устраивает? — спросил Сергей, продолжая идти вперед, не сбавляя шага. — Я этот поход, между прочим, полгода планировал. И ты не могла этого не замечать. Я ж и карты раскладывал, и маршрут прописывал…
— А у меня хотя бы мог поинтересоваться, как я хочу этот отпуск провести?! Но тебе ведь это даже в голову не пришло. Да и как я могла, как ты выразился, «заметить» твои приготовления к походу, если и поговорить-то у нас с тобой не всегда получалось. Ну, зачем ты себе ночные смены выбрал, а? Ты ж запросто мог, как все нормальные люди, днем работать. В крайнем случае, работу бы сменил и вся недолга. Я по ночам лежу, бессонницей маюсь и думаю: жена я или не жена? Если жена, так где ж мой муж? А если не жена, почему столько вещей в стирке мужских валяется?
— Свет, не начинай все заново. Если хотела поныть, так оставалась бы, зачем было мне и на отдыхе настроение портить? У тебя и дома это прекрасно получается.
— Вот, значит, как? — в голосе женщины не было слышно раздражения, только горечь. — От меня, получается, одни хлопоты и нытье. Только вот не понимаю: как нам жить дальше?
— Ну, хочешь, разведемся, если ты от меня устала, — равнодушно отозвался Сергей. — Тоже мне, велика проблема. Не мы первые, не мы последние.
— Ох, Сереж, велика! А то, что мы с тобой десять лет прожили, это как, тоже ерунда? А Мариночка, дочка твоя, тоже — «не велика проблема»?
— Только не понимаю, Маринку-то чего сюда приплела? Хочешь пожалобиться, за себя говори. Нечего детей трогать.
— А то, что она папу только на фотографиях видит, это по-твоему нормально?
— Так, хватит. — Сергей остановился. — Давай договоримся: либо ты сейчас сворачиваешь эту тему, либо мы поворачиваем обратно, я довожу тебя до ближайшего населенного пункта, сажаю тебя на автобус, или что там у них ходит, и возвращаюсь на маршрут. Что выбираешь?
Светлана ничего не ответила, только гордо вскинула голову, поудобнее перебросила лямки рюкзака, чтоб плечи поменьше натирали, и пошла вперед. Сергей двинулся следом.
Так они и шли в неприятном для обоих молчании, огибая валяющиеся на пути коряги и перешагивая через узловатые корни вековых деревьев. И каждый думал, что видимо, где-то сделал серьезную ошибку. Но вот только когда и в чем? И можно ли еще что-то исправить, или этот костер уже безвозвратно потух? Их ссоры — пусть тихие, без повышения голоса, без взаимного ора — от этого не переставали быть ссорами. И взаимопонимание, чем так отличался их брак в первые годы его существования, как-то постепенно испарилось, дав место раздражению и удивлению: что я делаю рядом с этим человеком?
Практически рядом с тропой Светлана заметила черничник. Не удержалась, наклонилась и сорвала пару ягод, отправила в рот. Потом взглянула на мужа:
— Сереж, давай сделаем привал? Ну, хоть на пять минуточек! А то не могу пройти мимо такой прелести. Уж и забыла, когда в последний раз ягоды прямо с куста ела.
Он пожал плечами, аккуратно опустил рюкзак на землю и потянулся так, что раздался хруст суставов. Потом энергично замолотил по воздуху руками, словно собираясь взлететь. Светлана же всего этого не
