охапку, поднял, крепко прижал к себе и расцеловал. Эй, парниша, ты вроде неплох, только я с незнакомцами обычно не целуюсь да еще и у всех на глазах. И от скоростного подъема в воздух у меня опять голова закружилась. Эй, поставь меня обратно, пока я тебе рубашку не испортила! Ой, вертолет. В голове и в желудке вертолет. Бр-рр, как же меня мутит. Ну вот, всегда найдется тот, кто всю малину попортит. Парень, кто ж тебя просил так делать, а?
И тут к нам подошел седовласый подтянутый человек. Он тоже улыбался, но смотрел на меня как-то особенно: внимательно и выжидающе. Эй, стойте, да я же его знаю! Это… Это же мой дедушка!!!
— Деда!!! — заорала я что было мочи и кинулась к нему. Он раскрыл мне навстречу объятья и шумно выдохнул, не сдерживая слез.
— Лизонька! Лиза!
Так вот, оказывается, как меня зовут? Я — не Ольга, не Машка, не Дашка. Просто Лиза. Боже мой, какое чудесное имя! Как оно мне нравится! Я — Лиза!!! Деда, я люблю тебя!
— Ну вот, Матвей Яковлевич, — сказал кто-то из ребят, — а вы боялись, что не вспомнит…
Честное слово, у меня совершенно вылетело из памяти, что происходило в следующие пять минут. Кое-как вспоминается фрагмент: я сижу и балдею оттого, что ко мне на выручку пришло аж семеро мужчин. Двоих из них я опознала: соответственно моего деда и Сергея, вчерашнего туриста. Из сбивчивой речи Сергея я поняла, что жену его успели спасти, и она уже вне опасности. Уф, гора с плеч! Хэппи-энд, да и только.
С остальными мужчинами все было значительно сложнее. На всякий случай я улыбалась всем, как болванчик, а то вдруг кого обижу? Даже лицо уже заболело от такого количества улыбок. Обращаются они со мной крайне бережно, никто больше по-медвежьи не обнимает и в воздух не подбрасывает. И на том спасибо.
Странно. Этот парень-гигант, которому я обязана последним приступом тошноты, от меня ни на шаг не отходит. Сидит рядышком, держит меня за руку и то и дело пытается заглянуть мне в глаза. Чего он там увидеть хочет? Не понимаю. Ладно, запуск в космос я ему, так и быть, прощаю. Он мог и не знать, что мне такие штучки радости не приносят. Но почему он не уходит? Ой, надо срочно вспоминать, кто он такой, а то боюсь, у меня будет куча неприятностей.
Хотя какие к черту неприятности? Все ужасы уже позади. От Прасковьи меня избавили, сегодня вечером, Бог даст, дома окажусь. Кстати, а какой он — мой дом? От нетерпения аж на месте подпрыгиваю. Странно, я так надеялась, что как только хотя бы одного человека из своего прошлого встречу, сразу все вспомню. А не вышло. Обидно до чертиков, но хотя бы так. Деда вспомнила, и остальных тоже со временем опознаю.
Эй, ты чего меня за руку дергаешь? Оп-па, а чего это ты мне на большой палец натянул? Колечко! Вот откуда взялась незагорелая полоска кожи. Видимо, как раз от этого кольца. Что ж, спасибо за возвращение моего украшения. Я что-то не то или не так сказала? У парня в глазах настоящее страдание. Эй, товарищ, ты не грусти так сильно! Колечко, конечно, красивое и забавное, но если я не выражаю бурных восторгов по поводу его возвращения, это не значит, что мир перевернулся?
— Ты совсем-совсем не помнишь, что оно значит? — спросил меня парень.
— Э-ээ, а в нем есть какой-то смысл? Это все камешки, да? — осенило меня. — В них какая-то шарада? Потому что разноцветные и, сейчас подсчитаю… их семь, да?
— Нет, — на парня было больно смотреть, казалось еще чуть-чуть, и он расплачется.
— Ты извини, если я тебя обидела.
— Да что ты, нет, конечно! Все в порядке, не бери в голову!
Хм, ну и пожалуйста. Нет бы взять и самому рассказать, что такого в этом кольце? А то давай страсти- мордасти разводить, в «помнишь — не помнишь» играть.
— Слушай, ты не сердись. У меня после удара по голове пробелы в памяти… небольшие…
— Да я уже в курсе. Не заморачивайся. Все нормально. Не переживай.
Вот еще вопрос, кто тут больше из нас переживает! У меня, между прочим, внутри все спокойно. Я рада, что это деревенское приключение подошло к концу. А вот некоторые своим унылым видом напоминают мне, что не все в порядке в Датском королевстве, тем самым уменьшая мою заслуженную радость.
И тут буквально у нас на глазах развернулась самая настоящая драма. Сергей, воспользовавшись тем, что все внимание мужчин приковано либо ко мне, либо к Прасковье, как пугало торчащей посреди двора, запалил ее хату. Я сначала и запах дыма-то не почувствовала, а уж когда он ударил в нос — было поздно что-то тушить. Изба занялась так, будто ее от крыши до основания в керосине отмачивали.
Прасковья зарычала и кинулась в избу.
— Серега, мать твою, что ты делаешь! — заорал мужик в милицейской форме.
— Наказываю эту дрянь! За всех: и мою Светланку, и за ту девочку, Анфису. И за малыша, которого она родила и тут же придушила! За всех!
— Ты ж не судья, какой грех на душу берешь! — застонал милиционер, но тут же спохватился и принялся командовать. — Мужики, айда гасить! Я за Прасковьей, надо ее наружу вытащить, пока беды не случилось.
Все бросились во двор и принялись искать воду, ведра, началась сумятица. Рядом со мной остался только грустный парень, который так и держал меня за руку.
— А ты чего не бежишь тушить? — спросила я его.
— Я с тобой посижу. Если ты снова пропадешь, я этого не переживу.
— А как же Прасковья?
— Сама виновата. Я в чем-то понимаю Серегу. Она — убийца, и тебя бы убила, если ей это выгодно было. Так что нечего с ней церемониться.
Я благоразумно промолчала. Не сказать, чтоб я переживала за Прасковью — увольте. Но все равно вид горящего дома и милиционера, безуспешно пытающегося вынести плечом запертую дверь, не мог оставить меня равнодушной. Слишком уж это было по-настоящему и страшно. Да и почему они ее убийцей называют? Видимо, чего-то я не знаю.
Я подумала и прижалась к сидящему рядом парню. Меня всю трясло от разворачивающейся на наших глазах трагедии. Парень осторожно обнял меня. Потом сообразил, снял с себя ветровку, набросил мне на плечи и снова обнял. Эх, надо бы спросить, как его зовут, а то неудобно как-то общаться. Хотя все вокруг, кажется, воспринимают все, как должное. Наверное, что-то у нас было с этим парнем, не иначе…
Из дома послышалась вой Прасковьи:
— Обокрали! Ненавижу!
— Из-за чего она так убивается? — удивился парень.
— Хм, боюсь, это моя вина, — призналась я и достала из-за пояса шорт пачку купюр. — Здесь пять тысяч. Нашла сегодня у нее в буфете. Наверное, Прасковья их за меня получила. А может, и нет. Не знаю. Я взяла их, чтобы до дома добраться. Может, вернуть их ей, пока не поздно?…
Я не успела договорить, как крыша на наших глазах медленно просела, а потом и вовсе рухнула вниз. Милиционер едва успел отскочить в сторону. Остальные мужики тоже вроде не пострадали, слава Богу. Вой Прасковьи прекратился.
— Все, — сказал парень. — Полный кирдык.
— Кирдык, — уныло подтвердила я, глядя на то, как весело трещат стены и лопаются от жара немногочисленные окна Прасковьиной избы.
Купюры так и торчали из моего кулака. Теперь я знаю, сколько стоит человеческая жизнь. Оказалось, очень даже недорого…
— Эй, ты чего? Тебе ее жалко? — удивился парень.
— Да нет, не особенно. Но все равно: если бы не стащила деньги, Прасковья осталась жива. Получается, это из-за меня она погибла. Ну, и чуточку из-за Сергея.
— Не из-за тебя и не из-за Сергея. Она из-за себя погибла, ты хоть это-то понимаешь? Я тебе про нее потом такую историю расскажу — закачаешься. Прямо очередная «Леди Макбет Мценского уезда».
— Хорошо, — согласилась я, — потом расскажешь. А пока ответь мне, пожалуйста, на два вопроса: как долго нам добираться до дома и как тебя зовут?…
«Газель» медленно и осторожно пылила по проселочным дорогам, бережно везя в столицу свой драгоценный груз.
