И в этот момент они услышали за спиной шум.
– Стоять на месте, – громко сказал Талгат, – иначе буду стрелять.
Ринат знал, что у него нет оружия. Его охрана не могла провозить оружие в самолетах и через государственную границу. Но, возможно, этого не знал похититель. Тот чуть повернул голову, и Талгат ударил его по спине. Неизвестный упал. На него сверху навалились Талгат и подоспевший Павел. Анзор уже оттолкнул Рината, чтобы помочь своим товарищам. Они успели достаточно быстро. Талгат все понял, когда раздался телефонный звонок.
Ринат видел, как они выкрутили руку незнакомцу, доставая оружие, как повернули его к себе. И в этот момент Талгат вдруг замер. Незнакомец, увидев Талгата, тоже замер.
– Карим, – негромко сказал Талгат. – Это ты?
– Талгат, – тихо произнес его брат.
Павел, забрав оружие, ошеломленно вертел головой, не понимая, что происходит. Он не знал Карима и не мог предполагать, что это был старший брат Талгата. Анзор, знавший в лицо Карима, нахмурился, на всякий случай вставая перед Ринатом.
– Ты жив? – спросил Талгат.
Ринат смотрел на его брата, не понимая, что происходит. Карим начал медленно подниматься, еще ничего не объясняя. И в этот момент открылась дверь четыреста пятого номера.
– Карим, – раздался чей-то голос, – ты можешь пригласить их всех в наш номер.
Анзор замер, не решаясь повернуть голову. Талгат, все еще сидевший на полу, изумленно раскрыл рот. Его трудно было испугать, но он был явно смущен. Ринат посмотрел на человека, предложившего им войти. Этого не могло быть. Он бредит или сошел с ума. Так не бывает. Но он стоял и смотрел на живого Владимира Аркадьевича Глущенко, криво улыбавшегося своему племяннику.
Глава 23
Они вошли в небольшой номер все пятеро. Глущенко пропустил их всех. Талгат, его старший брат Карим, Анзор, Павел и Ринат. Когда Ринат входил в комнату, Глущенко усмехнулся. Он весело посмотрел на Рината и кивнул в знак приветствия:
– Вот ты какой, мой наследник.
Они расселись по стульям и на кровати. Глущенко стоял перед ними – живой и невредимый. Они не понимали, что происходит.
– Вы разве не погибли? – спросил Талгат.
– Погибли, – кивнул Глущенко. – Дело в том, что мне давно уже предъявили ультиматум американцы. Либо я ухожу из политики, либо они публикуют показания некоторых наших чиновников и объявляют официальную охоту на меня. Вы же знаете, что произошло на наших президентских выборах. Официально победил Янукович, но американцы начали давить. Они объявили, что заблокируют все счета сторонников Януковича, если те не откажутся от его поддержки. Им нужно было любым способом провести Ющенко. И они его провели, фактически заблокировав возможности сторонников Януковича. Я никогда не был его сторонником, но после того как Ющенко пришел к власти, он привел свою команду. А мы им мешали. Особенно такие, как я, связанные с российскими компаниями. И тогда американцы решили меня убрать. Мне предложили на выбор: либо я навсегда ухожу из политики, либо на меня объявляют охоту и передают в руки американского правосудия. Я знал, что уходить нельзя. Американцам нельзя верить. Все их гарантии пшик. Если у них есть на меня компромат, то рано или поздно они меня затребуют. Или выдадут. Или устроят очередную пакость. Как было с Бородиным, когда ему дали визу в Америку, а потом арестовали. Как было с Адамовым, когда ему, ничего не сказав, дали приехать в Швейцарию и потом взяли. Я знаю, как они работают. Это страна, где официально разрешены сделки между правоохранительными органами и преступниками. Любой чиновник, попавший в поле их зрения, мог дать показания, и ордер на мой арест был бы немедленно подписан. А с американцами сейчас никто не хочет портить отношения. И меня бы выдали. Тем более что и Франция не стала бы меня очень сильно защищать, хотя я и получил их гражданство. Французы представили бы меня как очередного бандита из русской или украинской мафии, сумевшего обманом получить их гражданство. И тогда я решил, что должен «умереть».
– Но вертолет взорвался, – напомнил Ринат, – и там была ваша семья.
– Там не было моей семьи, – жестко сказал Глущенко, поворачиваясь к нему. Глаза его недобро блеснули. – Там была одна шлюха, которая мне изменяла. Моя так называемая жена, бывшая модель и бывшая первая красавица. Карим повсюду поставил свои «жучки», и я узнал, как она проводит время в Антибе в мое отсутствие. Нашла себе одного из охранников и спала с ним, сука…
Ринат вспомнил слова Бочковой о его сексуальной несостоятельности и подумал, что измена красавицы-жены была для него самым тяжелым ударом.
– Я сделал так, как должен был сделать любой мужчина. И убил нескольких зайцев одним ударом, – сказал Глущенко. – Я отправил охрану в аэропорт, а в вертолет посадил ее друга вместо Карима, которого я за день до этого снял с должности начальника моей охраны. А его сделал начальником. Он, дурашка, радовался целый день, решив, что теперь будет спокойно наставлять мне рога с моей женой. И она была в вертолете со своим ублюдком, которого родила, сама не знает от кого. И вместо меня там оказался другой человек. Я заранее предупредил эту дуру, что вместо меня полетит мой двойник, чтобы она не орала, увидев его. В вертолет бомбу пронес ее любовник. В портфеле, который я ему сам вручил. Он даже сел рядом с ним. Потом уселся мой двойник, и пилот поднял машину в воздух. Они взорвались через полторы минуты над морем, как мы и рассчитывали. У моего двойника была даже моя группа крови. Все было просчитано до мелочей. Основную часть активов я перевел в другие банки или спрятал. Про тридцать миллионов в Париже я помнил, но они были на предъявителя, и мне казалось, что их никто и никогда не получит. Тем более что после смерти Марины в Канаде у меня не было никаких прямых наследников. Но эта дура оставила письмо, в котором написала, что мой отец был генерал Полищук, а не торгаш Аркадий Глущенко. Я всегда чувствовал, что должен быть сыном героя и генерала, а не интенданта и торгаша, но не был в этом уверен. А она все написала. Мне было приятно, но я не придал этому значения. Тем более выяснилось, что старик умер еще семнадцать лет назад.
Глущенко посмотрел на Рината.
– И вдруг оказывается, что у меня есть родной племянник с татарской рожей. Не обижайся насчет рожи, но это ты. Можешь себе представить, что со мной было? Я чуть не умер от бешенства. Ведь тогда получается, что я сам устроил свои похороны, чтобы все деньги достались тебе. А тут еще закопошились эти гниды Гребеник и Гомозков. Решили, что пришел их час. Да и братья мои, кузены хреновы, тоже решили отщипнуть кусочек от моих миллионов. Вот тогда я и решил, что нужно тебя, племянник, убить. Чтобы ты мне не мешал.
Он улыбнулся, показывая крупные зубы.
– Мои люди за тобой следили. И заметили, как за тобой следят ребята моих кузенов. Ведь эти толстяки сразу поедут во Францию и начнут требовать свои доли как мои наследники. Но к этому времени стало ясно, что они мне вообще никто и ты мой единственный родственник. Вот тогда я и подумал: что мне с тобой делать? Я мог легко убрать тебя, пока ты был нищим журналистом. Карим нашел тебя быстрее всех этих адвокатов. Но после твоей смерти оставалась еще твоя дочь. И твоя жена как ее мать. Убивать всех мне не хотелось.
Ринат вдруг понял, что находится в глупой ситуации. Вокруг были охранники, нанятые еще самим Глущенко. Здесь сидел «погибший» Карим, преданный ему как собака, его брат Талгат, Анзор, которого он брал на работу. Вся надежда была на Павла, но и тот молча сидел, слушая олигарха. Ринат подумал, что, если сейчас Глущенко щелкнет пальцем, они на него навалятся и раздавят. Но Глушенко не щелкал пальцем, а продолжал говорить:
– И вдруг я понял, что мне нужен такой человек, как ты. Ведь меня нет, а ты объявлен моим наследником. И мне не нужно ничего придумывать, переводить, создавать подставные компании. Ты сам все сможешь сделать. Я даже собирался свою лондонскую квартиру продать сам себе через моего друга Эдика Давидовича. Но мне нужно было, чтобы ты не дергался, не бегал по моим компаниям. Тебя привезли в «Астор», и ты сразу снял Гогоберишвили. А он ведь толковый мужик был. Что он вор, я давно знал. Но он работал на меня, и только я мог его наказать. А ты его сразу убрал, решил силу свою показать. Вот тогда я Кариму и приказал тебя подстрелить.
Он говорил об этом так легко, словно речь шла о куропатке или утке, сраженной на охоте.
