— Я медик, — ответила Башесвили. — У нас свои правила.
Она снова пробежала руками по поверхности кресла Рейвенора.
Распахнулся люк, и в помещение вошли Ланг и еще двое солдат.
— Полковник! — произнесла Башесвили, вытягиваясь и отдавая честь.
— Доктор, — кивнула Ланг, прежде чем перевести взгляд на Нейла. — Мы связались с местными ордосами. Они сейчас проверяют свои архивы. И до сих пор им не удалось найти каких бы то ни было сведений о вас. Хорошая попытка. Ваш значок почти одурачил меня.
— Полковник… — начал Нейл.
— Они все еще продолжают проверки, — произнесла Ланг, — кроме того, при помощи астротелепатов запрос передан ближайшим конклавам сектора. Со мной обещали связаться в самое кратчайшее время, но анализ может занять несколько дней, а то и недель. На этот срок, сэр, я должна приготовиться к наихудшему варианту и ограничить вашу свободу.
— Пожалуйста, — сказал Нейл.
— Сейчас военное время, — сказала Ланг, — поэтому действуют законы военного времени. Я не могу относиться к вопросам безопасности менее строго. Мятежники нападали на станцию прежде и могут сделать это снова в любой момент. — Она прожгла Нейла взглядом. — А могут быть уже здесь. Доставьте его в тюремный корпус! — приказала охранникам Ланг.
Нейла вывели из комнаты.
— Этот нуждается в уходе, полковник, — произнесла Башесвили. — Он в очень плохом состоянии.
— Сделайте все возможное для того, чтобы он смог присутствовать на допросе, — сказала Ланг.
Полковник вместе со своим сопровождением удалилась, захлопнув за собой люк. Оставшись в одиночестве, Башесвили посмотрела на измятое кресло.
— По возможности, — сказала она, — я стараюсь налаживать диалог со своими пациентами.
В ответ из машины донесся только тихий хрип.
— Скажите, — произнесла Башесвили, — где у вас болит? Или нигде? Ну, или хотя бы скажите «аааа».
Снова раздался хрип.
— Мне не стоило бы делать этого, — сказала Башесвили, — но я баба своенравная, у меня менопауза, и долгое, утомительное пребывание на Раеце скоро плохо закончится для меня.
Она откинула волосы и медленно отвинтила блокирующий имплантат, который положила на отполированную столешницу.
— Так лучше? Привет?
— Изумительно! Могу. Вы сильны. В моей голове словно зазвучала песня. У вас хороший голос. Мягкий. Должно быть, раньше вы были дьявольски красивы, верно?
— Да, наверняка так и было. Я уверена. Так как вас зовут?
— Привет, а я — Людмила. Только предупреждаю, не надо копошиться в моей голове, ясно? На мне лежит большая ответственность.
— Да, если честно, вы в заднице. Это можно сказать хотя бы по исходящему от вас запашку. Вы гниете в своей коробке. Мне придется извлечь вас. Но ваш друг, похоже, полагает это недопустимым. А что скажете вы?
— Тогда приступим, — сказала она, выпрямляясь и поворачиваясь к стойке со стерильными инструментами. — Как поступим? Вы сами откроетесь или мне придется взламывать корпус при помощи резака?
— Зачем? — спросила она, а потом неожиданно стала вытирать лицо, на котором, по ее ощущениям, словно налипла паутина. — Что вы делаете? Я чувствую это! Что вы делаете?
— Ого! Любезно прошу больше так не делать. — Она помедлила, а затем спросила: — И что вы увидели?
— Проклятие, Гидеон! — фыркнула она. — Вряд ли вы обладаете чем-то, чего я еще не видела. Так как открыть кожух?
Рейвенор не ответил. С тихим шипением отстегнулись крепления, и верхняя крышка кресла медленно поднялась. Изнутри вырвалось облачко пара. В открывшейся нише горел тусклый синий свет.
— Ох, Гидеон, — произнесла доктор, заглядывая внутрь. — Не повезло тебе, бедолага. — Она надела хирургические перчатки и снова вернулась к нише. — Думаю, мне понадобятся помощники, чтобы…
— Ой! — сказала она. — Полегче с посылкой, пожалуйста.
— Ладно. Если вы настаиваете. — Она наклонилась и погрузила руки в теплую жидкость, обнимая Рейвенора. — Я держу вас? Надежно?
Башесвили вынула его из кресла. Следом потянулись тысячи крошечных проводков от датчиков и трубок капельниц, облепивших инквизитора, точно водоросли — днище корабля.
— Все в порядке, Гидеон, — успокаивающим тоном произнесла она. — Тише, тише. Все хорошо. Я держу вас. Гидеон?
Мокрый, вымазанный в крови бледный мешок дышащей плоти, который она держала в руках, был очень тих.
— Гидеон?
— Они нам не верят? — зарычала Ангарад.
— Нет.
— Они не верят нам? — повторила она.
— Нет! — сказал Нейл. — А теперь тише. Я думаю.
— Мы в тысяче лет, — произнесла Айозоб из угла камеры. — Это очень много.
— Я знаю, — сказал Нейл. — А это означает, что подтверждение нашего статуса никогда не придет, потому что нас еще не существует. Я рассчитывал только на отсрочку. Какая ирония! Инсигния подлинная, но для них она — фальшивка. А теперь умолкните и дайте мне подумать. — Ой! — воскликнул он, когда его голову пронзила острая боль.
— Я тоже это почувствовала, — произнесла Ангарад, массируя виски.
— Это Гидеон! — Нейл вскочил. — Гидеон. Ему больно.
— Возможно, — произнесла Ангарад, — но разве нас не предупреждали? Нам ведь рассказывали, что делают кусты с наступлением темноты?
Снаружи уже была ночь. Они слышали, как за узким решетчатым окном шепчется и шелестит колючий кустарник ку'куд.
— Ну, здорово! — прорычал Нейл. — Что ж, у нас остается только один выход.
— Какой?
— Мы должны выбраться отсюда.
