неподвижно сидящую в кресле с колесами. Артур подходит к ней, опускается на колени и говорит:
- Милая, я достал лекарство, которое поставит тебя на ноги.
И целует ей руки.
Эта картина, нарисовавшаяся в воображении Лины, была настолько нелепа, что она потрясла головой, отгоняя дурацкое наваждение. И тут же подумала: а почему, собственно говоря, дурацкое? Разве так не бывает в жизни? Еще как бывает!
И не такое случается под луной…
Вылив в стакан остатки джин-тоника, Лина прикурила вторую сигарету и посмотрела на небо. Солнце, висевшее над Литейным мостом, светило ей в спину, и Лина ощущала его жар.
Допив джин-тоник, Лина почувствовала, что смертельно устала. Долгая ночная прогулка выжала из нее все силы, и, с одной стороны, это было даже хорошо - усталость притупила переживания. Но с другой стороны - нужно было идти домой, принимать душ и валиться в койку.
Уснуть сном, крепким, как смерть, и спать, спать…
Допив джин-тоник, Лина заставила себя встать с кресла и направилась на Каменноостровский. Ноги гудели, спину ломило.
Артур.
Может быть, он спас ее и этой ночью, когда она целилась в Червонца из пистолета? Может быть, равнодушно подумала Лина. Она устала думать и переживать. Единственным ее желанием было - раздеться и лечь в мягкую постель.
Даже без душа.
По пустому Каменноостровскому проспекту с шорохом проносились редкие машины. Одна из них остановилась рядом с Линой, и женщина с кошкой на руках, сидевшая рядом с пожилым мужчиной в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, спросила:
- Вас не подвезти?
- Спасибо, не надо, - вымученно улыбнулась Лина, - мне уже совсем рядом.
- Ну, как хотите, - сказала женщина, и машина поехала дальше.
'Вот ведь есть еще люди, - подумала Лина, - подвезти предлагают…'
Она свернула направо, и Каменноостровский остался за спиной.
'Скоро в кроватку', - с наслаждением подумала она и прибавила ходу, спеша поскорее добраться до вожделенных белых простыней, мягкой перины и пухлой подушки.
Через несколько минут Лина повернула налево, перед ней открылась Малая Монетная, и Лина сразу же увидела стоявшую перед ее подъездом большую черную иномарку с затемненными стеклами. Над водительским местом на крыше иномарки торчала синяя мигалка.
Сердце у Лины упало, и она замедлила шаги.
'Неужели это за мной?' - подумала она, и ей стало… нет, не страшно, а бесконечно грустно. Наверное, Артур решил, что долг важнее личных чувств, и отправил к несостоявшейся убийце Лине своих людей. А сам, стыдясь содеянного, теперь и не появится перед ней, доверив расследование кому-нибудь другому…
'Чушь', - сказала Лина сама себе и, гордо подняв голову, зашагала к подъезду, напротив которого стояла черная, словно катафалк, раздутая машина.
Поравнявшись с ней, Лина уже вздохнула, поняв, что все ее выдумки насчет Артура - просто истеричный бред запуганной и изнервничавшейся женщины, но в этот момент у машины открылись сразу две двери. Из них слаженно вышли двое аккуратных молодых людей в темных костюмах и черных очках.
'Прямо 'Люди в черном', - успела подумать Лина, и тут один из них шагнул к ней, махнул в воздухе какими-то красными корочками и спросил:
- Госпожа Голубицкая?
В груди у нее вдруг стало пусто и очень холодно.
- Да, это я, - ответила она чуть слышно, - вы от Артура Александровича?
После едва заметной паузы агент в черных очках кивнул и ответил:
- Ага. От него. Прошу в машину.
'Вот все и кончилось', - подумала Лина и безвольно подчинилась агенту, который вежливо, но крепко взял ее за локоть и направил в открытую дверь машины.
Она наблюдала, будто со стороны, за тем, как ее тело, ставшее вдруг чужим, залезает в просторный полутемный салон машины, как рядом с ней, не отпуская ее руки, усаживается агент, полуобморочно повела глазами вокруг себя, и что-то резануло ей взгляд.
Сосредоточившись из последних сил, она внимательно посмотрела вперед и поняла, в чем дело. На зеркале висели четки, сделанные из темного дерева, на торпеде было приклеено несколько иконок, а правую руку водителя, сидевшего спиной к ней, украшала густая синяя татуировка, включавшая в себя изображенные на пальцах перстни, молнию, череп и колючую проволоку вокруг запястья.
Лина все поняла и, рванувшись, закричала:
- Нет! Пустите!
И тут же в ее лицо сильно ткнулась тряпка, смоченная эфиром.
Лина знала этот запах, и поэтому попыталась отвернуться и не дышать, но державшие ее руки были тверды, как дерево, и через некоторое время она помимо воли сделала жадный судорожный вдох. Приторная вонь эфира обожгла горло, и в глазах потемнело.
'Вас подвезти?' - спросила женщина с кошкой на руках, и потом все исчезло.
Подержав обмякшую Лину еще несколько секунд, браток в черных очках отпустил ее, и Лина безвольно повалилась на сиденье. Жадно посмотрев на нее, он положил руку на ее грудь и, сладострастно осклабившись, сжал пальцы.
- А ничего краля, - сказал он сидевшему на переднем сиденье второму братку, - сиська твердая, ништяк!
- Ты, это, помнишь, что Желвак сказал? - ответил второй браток, тоже снимая очки. - Не трогать и привезти в полной кондиции. Понял, бля?
- Да понял, понял, - первый браток поморщился и, неохотно убрав руку, достал из кармана трубку.
Набрав номер, он поднес трубку к уху и через несколько секунд сказал:
- Стасик, передай Желваку, что девка у нас.
