безобидными бутылками с водой по безобидному камню, что выстрел боевой «гранатой» будет так ужасен?… А человек-факел выл, и страшен был его удаляющийся вой.
… Для Таранова война не закончилась. Напротив, она только началась. Причем началась совсем не так, как он планировал. Он уже не был хозяином положения, он утратил самое главное преимущество – внезапность. Да, три противника выведены из строя. Но он не успел провести всех необходимых для нормальной работы мероприятий. Теперь нужно импровизировать…
А «колхоз» уже проснулся. Уже заряжал свой дорогущий итальянский «фабарм» глава местной администрации, которого Таранов вообще не брал в расчет как боевую единицу. Зря не брал – глава был дядька не робкий, а в молодости успешно занимался стендовой стрельбой… Да и сейчас он хорошо бил утку влет.
Уже ринулись в сторону горящей сторожки двое охранников, а двое телохранителей Сына заняли оборону в доме.
Уже лихорадочно звонил в местную милицию «председатель колхоза». Операция пошла вразнос.
Таранов прихватил пистолет убитого Рэмбо и отодвинулся с освещенной территории. Его перемещение заметил глава администрации и сделал выстрел. Попал, но дробь на дистанции больше сорока метров только посекла плотную ткань камуфляжа и обожгла кожу. В ответ Таранов дал очередь, и глава распластался на крыльце. Матюгаясь, отполз назад в дом и дал еще два выстрела – наугад, для острастки.
Возвращаться назад, к электрощиту по открытому, простреливаемому пространству, Таранов не стал. Но свет мешал ему очень. Он привстал на секунду, метнул топор. Лезвие топора перерубило кабель, вспыхнул короткий фейерверк замыкания, и мгновенно погасли все фонари.
Двое телохранителей, опекающих Сына, быстро провели совещание. Они не знали, сколько человек атакуют «колхоз» и каковы их реальные силы… Они нисколько не рассчитывали на охрану и отвечали только за жизнь и здоровье Сына. Когда погас свет, телохранители решили, что нужно выводить ОП из-под огня. Это было опасно, но еще более опасно оставаться в доме.
Один из телохранителей надел бронежилет, вылез в окно и ползком добрался до джипа. Секьюрити благополучно проник в салон и пустил двигатель. Не зажигая фар, он подогнал машину вплотную к дому.
Майор Таранов выиграл первый раунд. Но для того, чтобы выиграть второй, необходимо было брать инициативу в свои руки. Он стремительно переместился к особняку, зашел с тыла и увидел незакрытое окно. Несколько секунд назад из этого окна выбрался Трофим, но Таранов этого не знал. Он вытащил из нагрудного кармана бутылку с «коктейлем»… К ливню добавился град, и крупные, как горошины, градины замолотили по земле. Таранов поджег фитиль, подпрыгнул, и, поволейбольному, швырнул бутылку в окно. Из окна жарко фукнуло, осветило косую белую метель града.
А по ноге снова хлестануло дробью. На этот раз дистанция была реальной – дробины вошли глубоко, ногу прошило болью. Таранов крутанулся волчком, дал очередь на звук. Глава администрации получил пулю в плечо. Он вскрикнул, выронил свой «фабарм», полученный в качестве взятки… Таранов дал еще одну короткую очередь. Глава уткнулся лысой головой в порог.
За шумом дождя, шорохом града, Таранов не услышал, как заработал двигатель джипа. Сильно болели посеченная дробью икра и ляжка правой ноги.
Двое охранников прибежали к сторожке. Домик успел уже выгореть изнутри… Растерянные охранники остановились рядом. К ним присоединились два мокрых, несчастных пса. Внутри дома гудело пламя.
– Во бля! – сказал усатый, тощий Клоп. Он растерянно вертел головой по сторонам, высматривая Придурка. Он не видел, как человек-факел по кличке Придурок с воем пробежал по «колхозу» и спрыгнул с причала в озеро. Оба охранника были бывшими ментами, но совершенно не представляли, что следует делать сейчас… Они просто стояли и смотрели на пожар. А из темноты леса за колючкой на них смотрел поверх стволов Алексей Малков. Шел крупный град с ливнем, поляна на глазах покрывалась белым, повизгивали псы. Со стороны «колхоза» слабо доносилась стрельба.
Более сообразительный Клоп вытащил из кармана радиостанцию и стал вызывать Рэмбо. Но отозвался Трофим. Клоп доложил, что сторожка горит, что ни Придурка, ни Бычары нигде не видно… А Бычара был на дежурстве, сгорел, наверное.
– Насрать я хотел на Бычару вашего! – закричал Трофим. – Открывайте, суки, ворота! Сейчас Сына эвакуировать будем. – Потом чуть более миролюбиво добавил: – Нужно будет – огнем прикроете.
Последняя фраза охранников совсем не обрадовала. Не такие уж большие деньги они тут зарабатывают, чтобы прикрывать огнем Сына…
Таранов швырнул в дом вторую бутылку с «коктейлем»… Прихрамывая, обогнул дом… и увидел удаляющиеся габаритные огни джипа. Их свет дробился в косой штриховке дождя с градом. Он встал на колено и дал несколько очередей вслед джипу. Он впустую расходовал патроны – пуле, выпущенной из «ППШ», было не по зубам четырехслойное стекло, не по зубам были и самозаклеивающиеся шины, заполненные специальным гелем…
Бронированный «лендкрузер» стоимостью более двухсот семидесяти тысяч долларов, уходил. В его салоне сидели Сын и два его телохранителя. Когда сзади по машине защелкали пули, Сын непроизвольно пригнулся, а Трофим запоздало вспомнил про противобомбовое одеяло… Он надел на Сына бронежилет, но совершенно забыл про одеяло. Правда, до сих пор пользоваться им не доводилось, и оно балластом лежало в багажнике.
Прорубая темноту мощным светом галогенных фар, джип выскочил к колючке. Ворота все еще были закрыты – мотор, приводящий их в действие, сгорел вместе со сторожкой, и теперь охранники неловко выбивали палец из тяги, чтобы откатить ворота вручную. Палец выходить не хотел, охранники матерились и мешали друг другу. Гудело пламя.
Лешка увидел свет фар «лендкрузера» издалека. Пронзительный свет между стволами прыгал на неровностях грунтовки… приближался. Неожиданно Лешка понял, что этот свет фар может означать только одно: едет Сын. Едет самый ненавистный для него человек на свете! Пожалуй, это был самый лучший подарок для Лешки.
Свет фар был уже у самых ворот. Лешка лихорадочно зарядил правый ствол гранатой… Он торопился, он боялся не успеть.
Но джип вдруг встал перед воротами, закричал требовательно. А ворота все не открывались и не открывались. Лешка даже испугался, что джип развернется и уедет обратно. Лешка стоял во весь рост, положив ствол «гранатомета» на толстый корень вывороченной сосны и дрожал от нетерпения. Неожиданно черная туша автомобиля стала пятиться назад… Лешка едва не закричал от досады. Но черная туша остановилась и – ринулась на колючую проволоку.
Колючка легко лопнула под натиском четырехтонной машины. Так же легко лопнул и второй ряд. Джип, покачиваясь на ухабах, выехал на грунтовку за воротами.
Лешка чиркнул спичками – на фитиле «гранаты» забилось желтое пламя его ненависти. Широкая морда «лендкрузера» была всего в десяти метрах.
Таранов посмотрел на часы – с начала операции прошло всего семь минут, а он уже чувствовал безмерную усталость. Он упустил Сына, он еще не знает, где находится и какими силами охраняется лаборатория… и он ранен. Рана пустяковая, но она служит напоминанием: ты уже не тот, что десять лет назад. Ты потерял форму, ты потерял нюх на опасность.
Но дело нужно довести до конца! Нужно найти лабораторию. Таранов встал, низко пригибаясь, побежал в сторону хозблока.
Морда «лендкрузера» была в десяти метрах… Лешка нажал на спуск. «Граната» врезалась в переднюю левую стойку. Полетели вверх, вниз, в стороны горящие брызги самодельного напалма. Растеклась по капоту желтая пылающая клякса. Джип резко вильнул вправо, в сторону, противоположную попаданию «гранаты», проехал еще метров семь и врезался бампером в сосну.
– Сейчас, – пробормотал Лешка, – сейчас… я сейчас.
Он переломил обрез, эжектор вышвырнул из правого ствола гильзу, и Лешка мгновенно вставил в патронник снаряженный патрон… Он подхватил обрез под мышку, в руку взял вторую «гранату», в карман положил третью.
По черному капоту джипа медленно растекались горящие ручейки, и это казалось Лешке очень
