ее, то Знахарь…
- Говоришь, работаешь на Знахаря… Это значит… Блядь, это очень плохо!
- Конечно, плохо, - согласилась Маргарита. Марафет помолчал, потом на его лице отразилась решимость, и он, глядя Маргарите в глаза, сказал:
- Понятно. Все понятно. Я оказался в капкане. А ты знаешь ли, красотка, что загонять зверя в угол нельзя? Что он может потерять страх и броситься?
Маргарита кивнула.
- Ну вот и хорошо, раз знаешь. И я сейчас нахожусь как раз в таком положении. И дальше будет происходить следующее.
Марафет с силой потер ладонями лицо и, снова посмотрев на Маргариту, сказал:
- Теперь ты будешь у меня заложницей. Если такая баба, как ты, работает со Знахарем, значит - это его баба. Иначе и быть не может. Это очень хорошо. Это значит, что ты ему дорога. Я буду договариваться со Знахарем, и я не позволю разменять себя, как пешку. Если мы со Знахарем не договоримся, с тобой произойдет все то, о чем я только что говорил. Бля буду! И я не посмотрю на то, какая ты красивая да изящная, какая ты умная и какой у тебя высокий полет. Я изуродую тебя, как бог черепаху, и отпущу. И весь остаток жизни ты будешь корчиться, как раздавленная лягушка. Ты мне веришь?
И он приблизил лицо к глазам Маргариты, прикоснувшись носом к ее носу.
Она увидела в его зрачках страх, жестокость и отчаяние.
- Верю, - ответила она.
- Верь, - кивнул Марафет и отодвинулся. Он встал, повернулся к Маргарите спиной и громко позвал: - Лысый!
Лысый тут же появился на пороге.
- Возьми людей и отвези эту женщину в дом на Кавентри. Посадите ее в подвал и охраняйте. И имейте в виду, что она опасна, как… как… - Он повернулся к Маргарите и закончил: - Как Миледи. Это сравнение вам нравится?
- Нравится. Вы повезете меня вместе с креслом или все-таки освободите?
Марафет хмыкнул и, взяв со стола канцелярский ножичек, разрезал скотч.
Маргарита отодралась от кресла и встала. Подойдя к Марафету, она с силой наступила высоким и острым каблуком ему на ногу и сказала:
- Это тебе за сигарету.
Марафет сморщился от боли, но не убрал ногу. Глядя, как ее уводят трое здоровенных братков, он усмехнулся и пробормотал:
- Какая женщина… Какая женщина!
Я сидел на переднем сиденье «Лендровера» и вспоминал вчерашний разговор с Марафетом. Костя, крутя полированную баранку красного дерева, беззаботно посвистывал и стучал пальцами по рулю в такт музыке, которая ритмично шипела в его ушах, заткнутых наушниками плейера.
Марафет позвонил мне поздно вечером.
- Але, Знахарь, - сказал он, не поздоровавшись, - есть разговор.
- А-а, Марафет, - ответил я, заваливаясь на диван, - что скажешь?
- Я говорю - есть разговор, - повторил он.
- Такой важный разговор, что даже здороваться не надо?
- Если бы ты знал, о чем, тоже забыл бы о вежливости.
- Ладно. Чего тебе?
Марафет сделал паузу и ровным голосом сказал:
- Маргарита сидит у меня в подвале и не знает, что с ней будет дальше. Я пока тоже не знаю. Все зависит от тебя.
Эти три короткие фразы ударили по моей голове как три мешка с песком.
Нокдаун.
Первые несколько секунд я ничего не соображал.
Потом начали появляться мысли, они множились, как снежная лавина, налезали друг на друга, толкались и кричали, и это было невыносимо. Я потряс головой и сказал:
- Мне нужно подумать. Подожди.
- Думай, - ответил Марафет и умолк. Машинально закурив, я уставился на телефонную трубку и представил, как Маргарита, связанная по рукам и ногам, лежит в сыром и холодном подвале на вонючем тюфяке, ее прекрасное тело покрыто синяками и ссадинами, а в дверях торчит какая- нибудь татуированная горилла и, довольно скалясь, отпускает гнусные шуточки.
Чушь.
Этого не может быть, потому что…
А почему, собственно, этого не может быть?
Рита в заложницах, и Марафет собирается о чем-то говорить со мной. Следовательно, он рассчитывает на некое согласие в пока не известных мне вопросах. Если это согласие будет достигнуто, Риту надлежит вернуть в целости и сохранности. Он должен понимать это и, соответственно, не будет обращаться с ней, как какой-нибудь дикий чеченец. Хорошо. Будем надеяться, что я не ошибся.
Придя к такому зыбкому, но обнадеживающему выводу, я снова приложил трубку к уху и услышал спокойное дыхание Марафета, который терпеливо молчал.
- В каком она состоянии? - спросил я.
- В нормальном, не беспокойся, - ответил Марафет. - Зато у меня теперь нога болит. Она мне каблуком чуть ступню не проткнула.
Значит, действительно в нормальном, подумал я и сказал:
- Ладно. Я готов говорить.
- Говорить буду я, а тебе следует слушать.
- Давай. Я слушаю, - нетерпеливо ответил я.
Я был готов выслушать все, что угодно, лишь бы Рита поскорее оказалась на свободе, и не просто на свободе, а рядом со мной. И не просто рядом со мной, а в моих объятиях.
- Несколько дней назад, - начал Марафет, - один из моих людей был в Бостоне по делам и случайно увидел, как Маргарита вышла из дома одного известного нам человека. В это время она должна была находиться совсем в другом месте, и это сильно заинтересовало меня. Ты, случайно, не знаешь этого человека?
Следовать логике «я не я, и лошадь не моя» было глупо, тем более что мне уже почти все стало ясно, поэтому я ответил:
- Знаю. Она была у Боярина.
- Хорошо, - удовлетворенно сказал Марафет, - хорошо, что ты не строишь из себя целку. Это значит, что мы сможем договориться.
- Пока не знаю, - сказал я, - говори дальше.
- Не знаешь? - удивился Марафет. - Ладно… На следующий день я серьезно поговорил с ней, и она рассказала мне все. О том, что это именно ты опустил меня на пятьдесят лимонов, о том, что вы с Боярином хотите прибрать к рукам все, в том числе и меня. Это меня не устраивает, и я хочу встретиться с тобой, чтобы обсудить некоторые вещи, касающиеся будущего. Я хочу, чтобы оно было светлым для нас обоих, а главное - для меня. Если мы не договоримся, Маргарите будет очень плохо. Я не буду ее убивать, но то, что с ней произойдет, будет хуже смерти.
