тебя к самому краю пропасти. Поверь, этот край страшнее, чем смерть, потому как засадят тебя лет так на пятнадцать, если вышку не впаяют. И при всем при этом тебе придется жить, вернее выживать. Но если ты сейчас засунешь гордость в свою красивую задницу и выложишь мне под запись все, что с тобой произошло с самого приезда в Питер, я, возможно, смогу сделать так, чтобы дали тебе не больше десятки. Поняла?
Когда Куликов закончил, Лика, опустив голову, разрыдалась, а потом твердо произнесла:
- Ненавижу.
И снова слезы покатились из ее прекрасных синих глаз.
- Простите за откровенность, Анжелика Александровна, - голос Андрея стал мягче, - я действительно хочу вам помочь.
- Пишите, - тихо произнесла Лика и, сдерживая рыдания, добавила: - Вам и так почти все известно.
Закончив с Королевой и выйдя за пределы СИЗО, довольный собой следователь подошел к киоску и попросил свежих газет. Взгляд Андрея сразу же уцепился за броский заголовок «Смены». Прямо на передовице крупным шрифтом было напечатано: «Кровавое послевкусие неразделенной любви», а чуть ниже подзаголовок гласил: «Профессор Вульф стал жертвой собственной ошибки».
«Скоры на руку эти журналюги, мать их. Ведь просил же раньше завтрашнего дня эту информацию не выдавать!» - выругался про себя Куликов. - «Ну ладно. Теперь, когда Королева все рассказала, уже можно и оглашать».
Перейдя на противоположную сторону, Андрей уткнулся взглядом в табличку с надписью «кафе- бар».
«А что, рюмочка-другая сейчас как нельзя кстати», - подумал он и вошел в заведение.
Домой Куликов засобирался только к вечеру. Слегка пошатываясь, он поднялся из-за столика и направился к выходу. Но у самых дверей что-то заставило его остановиться и оглянуться туда, где в углу под потолком висел телевизор. На следователя с экрана проникновенным взглядом смотрел журналист Радин и вещал, вещал, вещал. Много всякого и разного. Но расслышал, а точнее услышал из всего этого Андрей только одно: «Сегодня в 18.00 от обширного инфаркта скоропостижно скончался ректор Первого медицинского института, член-корреспондент Академии Медицинских Наук, профессор Аркадий Генрихович Вульф».
Глава вторая
Кончились новогодние и рождественские праздники. Подошел к концу запас китайской пиротехники у бесчисленных питерских лоточников. Поснимали бесконечные елки, украшавшие проспекты и улицы Северной столицы. Убрали с витрин магазинов яркие гирлянды. Горожане постепенно приходили в себя после почти двухнедельных возлияний. Город трезвел, жизнь плавно перетекала в свое обычное русло серых рабочих будней.
Судебный процесс над Анжеликой Королевой был назначен на 22 января. В этот день у здания городского суда на Фонтанке было настоящее столпотворение: репортеры, чиновники разных мастей, преподаватели из Первого меда, шишки из ГУВД и прокуратуры и простые граждане - ненасытные поедатели всевозможной жаренки, состряпанной на скорую руку поварами печатного слова.
Процесс был открытый, но ровно настолько, насколько позволяла площадь судебного зала заседаний. Поэтому в самом зале можно было заметить, не считая родственников, лишь основных свидетелей по делу, потерпевшего - доктора медицинских наук Владимира Витальевича Самошина, а также сотрудников правоохранительных органов, адвокатов и особо приближенных к шершавому телу судебной машины журналистов.
Суд начался зловещим гулом заполнивших зал людей, когда привели закованную в наручники подсудимую. Пожилая судья, подписавшая не один смертный приговор, потребовала тишины и огласила:
- Слушается дело Королевой Анжелики Александровны, 1981 года рождения, уроженки города Чудово Новгородской области, обвиняемой в убийстве Лели Аркадьевны Вульф, 1980 года рождения, уроженки города Ленинграда, и Тофика Ильясовича Юсупова, 1965 года рождения, уроженца города Казани республики Татарстан.
В зале воцарилась тишина. На миг даже показалось, что слышно, как начали раскачиваться невидимые чаши пресловутых весов Фемиды.
Помню происходившее отрывочно, как в тумане…
Вот прокурор оглашает обвинительное заключение. Потом в зал по очереди приглашают и допрашивают свидетелей. Вот наконец вызывают Самошина. Он кажется совершенно спокойным.
- Потерпевший Самошин, ответьте, какие отношения были между вами и подсудимой?
В зале нарастает гул.
- А какие отношения могут быть между преподавателем и учащимся?
- В данном случае учащейся, а не учащимся. Отвечайте на вопрос.
Снова гул в зале. Как только Самошин начинает говорить, все стихает.
- Я понимаю, на что вы намекаете. Так вот, не знаю, что там себе возомнила моя бывшая ученица, но я не то что не был с ней в какой-то связи, как сейчас это преподносят журналисты, но даже не сразу вспомнил ее по имени и фамилии, названной мне следователем на допросе. - Произнеся эту тираду, мой первый мужчина смотрит в сторону Андрея Куликова, который сегодня тоже здесь.
- Ваша честь, позвольте защите задать вопрос потерпевшему Самошину? - приподнимаясь со своего места, слегка картавя, обращается к судье лысоватый мужчина. Это мой адвокат.
- Задавайте, - разрешила судья.
- Господин Самошин, моя подзащитная утверждает, что любила вас, состояла с вами в связи, была беременна от вас, но, когда вы настояли на разрыве отношений, сделала аборт, а потом попыталась покончить жизнь самоубийством. Факты аборта и попытки суицида я готов подтвердить документально. Хотя, конечно, лично я не смею стопроцентно утверждать, что ребенок был именно от вас. Генетической экспертизы органы следствия и суд не проводили. Тем не менее… - адвокат выжидающе смотрит на Владимира.
- Какие еще картины может нарисовать больное воображение этой девушки? Это бездоказательно. Что она вообще себе позволяет! Она забрала у меня самое дорогое - жизнь моей невесты, жены, - патетично говорит Самошин и смотрит в мою сторону.
Я не отвожу взгляд, он бледнеет и отворачивается. Зал снова неодобрительно гудит.
- Подлец!!! - я продолжаю смотреть на Самошина в упор.
- Подсудимая, у вас есть право сказать что-либо в свою защиту. Суд готов вас выслушать, - строго говорит судья.
Я не могу сказать им, что всю жизнь мечтала спасать жизни, а не отнимать, что не хотела убивать собственного ребенка, а дважды хотела убить себя.
Я говорю:
- Я не хотела убивать. Больше мне добавить нечего.
Затем слово берет прокурор. Он требует для меня пятнадцати лет лишения свободы за преднамеренное убийство и убийство в результате превышения меры самообороны. После него говорит адвокат, который пытается скостить срок до пяти лет. Он напоминает о том, что Тофик изнасиловал меня, о моей истории с Самошиным и о двух попытках самоубийства.
- Моя подзащитная очень молода и неопытна. Оба преступления она совершила в состоянии аффекта…
