носить с собой острых предметов в общественных местах.
Все произошло так быстро и тихо, что зэчки, увлеченные обедом, даже не успели обернуться на шум. Да и надзирательницы опомнились лишь тогда, когда возле остывающего тела Марго уже столпились женщины, успевшие наполнить желудки теплым бульоном из куриных отходов. Надзирательницы, вооруженные дубинками, оттеснили толпу любопытствующих подальше и, вызвав лекаря с санитаром, которые тут же зафиксировали факт смерти, погрузили тело на носилки и унесли.
Все, кто находился в столовой, шумно обсуждали случившиеся, многие открыто восхищались Маркизой, и лишь у Кончатовой на лице было написано разочарование. «Глупая девчонка», - думала она. - «Надо же было быть осторожней. А ведь хороша была как жена», - и Танк с вожделением вспомнила ласковые губы Марго. - «Ну ничего, я за тебя отомщу, моя дорогая девочка».
* * *
Гибель Марго не вызвала каких-то сильных волнений на зоне. Расследование этого инцидента никак не отразилось на Анжелике. И сколько ни пыталась Кончатова убедить кума в том, что виновницей этой смерти была Королева, хозяин лагеря был неколебим.
- Слушай, ты, конечно, баба уважаемая, но супротив улик не попрешь. Марго напоролась на собственную заточку, - говорил он ей в доверительной беседе.
Поняв, что законным путем, если так можно выразиться, с Маркизой не разобраться, Танк решила действовать по-иному. Побеседовав наедине с каждой из смотрящих, она, пользуясь своим неоспоримым авторитетом, сумела их всех настроить против Лики, хотя и понимала, что этого все равно недостаточно, чтобы лишить Маркизу ее привилегий. По законам женской колонии смотрящую по бараку могли свергнуть только лишь зэчки, проживающие в этом бараке. Решение сходки смотрящих носило как бы рекомендательный характер. Положение же Лики в ее отряде было весьма крепким. Особенно после того, как она сумела дать такой виртуозный отпор Марго.
В арсенале Кончатовой оставалось только два способа решения проблемы - травля Королевой или ее физическое устранение. Для начала Танк остановилась на первом.
Не было дня, чтобы она не сделала Лике какую-нибудь пакость. То толкнет где-нибудь в столовой. То кинет в ее адрес обидную фразу. То подстроит что-то по типу внезапного отключения электричества как раз в то время, когда в швейном цеху трудится Ликина бригада.
Анжелика изо всех сил сдерживала себя и не реагировала на происки этой подлой бабы. Но долго так продолжаться не могло, поскольку любому терпению рано или поздно приходит конец. Да и потом, игнорирование Маркизой кончатовских выпадов начинало негативно сказываться на отношении лагерного контингента к самой Королевой. Она стала ощущать, что постепенно начинает терять уважение к себе. Даже в собственном бараке. Уважение, которого ей удалось с таким трудом добиться, могло быть потеряно в любую минуту.
* * *
Прозвучала команда «подъем!» Я сладко потянулась в койке, приоткрыв один глаз, потому что второй открыть было невозможно. Яркий лучик летнего солнца уже прополз по подушке, коснулся щеки и остановился как раз на моих сомкнутых ресницах. Почему-то вспомнились дом, моя комната, мягкая домашняя постель, в которой можно было проваляться до обеда, и летнее солнышко, пробивающееся сквозь тюль занавесок. Но здесь, на зоне, мордовское солнце было не таким, как там, дома. Оно было жестоким и каким-то далеким, как будто его тоже загородили решеткой и обмотали колючей проволокой.
Тюремные порядки, однако, не давали возможности понежиться в койке, и я, вскочив, быстро натянула комбинезон и отправилась приводить себя в порядок. Посмотревшись в грязное зеркало перед умывальником, я расчесала волосы, уже успевшие отрасти, и стянула их в хвостик на затылке. Набрала в ладони холодной воды и с наслаждением выплеснула ее в лицо, фыркая и брызгаясь. Сзади неслышно подкралась Решка.
- Ой, мамочки, Маркиза, мне сон сегодня приснился страшный.
- Решка, ты что как ребенок маленький…
- Да нет, правда. В том сне ты была. Приснилось, что уходишь ты от нас. И так далеко уходишь. А сама как будто и не хочешь уходить. И страшно нам всем стало. Вот туточки я и проснулась.
- Брось ботву гнать. Пошли завтракать.
«Всего боится», - подумала я, - «снов там, к примеру, и прочей чепухи. Чего их бояться? Помолчала бы ты лучше, подруга. Не показывала бы тут, на зоне, свою бабскую суеверную натуру».
После скудного завтрака, неизменно состоявшего из черствого хлеба и сухой недосоленной пшенки, зэчки отправились на работу. В цеху загремели швейные машины, и я, усевшись за свой стол, взяла первую на сегодня пачку раскроенных рабочих комбинезонов. С тех пор, как я попала сюда, благодаря умению легко и быстро усваивать навыки мне удалось пройти путь от упаковщицы до мастера цеха. А способности управлять коллективом вскоре принесли мне славу справедливого и уважаемого начальника. В мои обязанности входило управлять процессом швейного производства, распределять задания и разрешать неминуемо возникающие на почве работы конфликты между женщинами. И вот сейчас, услышав возню в дальнем углу цеха, я оглянулась на надсмотрщиц, проигнорировавших это, и отправилась проверить, что там случилось. На самом деле ничего страшного не происходило, и надзирательницы, успокоенные моим присутствием, отправились в подсобку пить чай. Я тоже повернулась и хотела было возвратиться на рабочее место, но тут проход мне загородила Танк. Подняв глаза, я почувствовала, как холодеют у меня кончики пальцев. Выражение лица Кончатовой не предвещало ничего хорошего. По крайней мере доброй дружеской беседы уж точно.
- Говорят, ты теперь в авторитете, - начала она угрожающим тоном. - Ты же впервой зону топчешь. Думаешь, можно не уважать наши понятия?
- Понятия уважаю и веду себя по чести, будь спокойна, - уверенно ответила я, стараясь придать голосу твердость.
- Засохни, курва, тебе слова не давали.
- Сама засохни, гнида казематная. Одной ногой в могиле, а ума так и не на…
Сильный удар в живот свалил меня с ног. Я больно ударилась головой о ножку железного стола. Волнение и страх моментально исчезли, осталось лишь желание достойно ответить. Сжав кулаки, я вскочила и обрушила на жирное тело Кончатовой град ударов, стараясь вложить в каждый всю свою ненависть к ней. Стычка продолжалась несколько секунд, но я уже чувствовала, что начинаю уставать. Из последних сил, стараясь уворачиваться от ее зубодробительных кулаков, иногда все-таки достигавших цели, я наносила ответные удары. Ей удалось повалить меня и придавить своей тушей, она уже тянулась к моему горлу. «Неужели это смерть?» - подумала я. - «Нет, еще есть силы…» - и, сумев ударить коленкой в бок противницы, я заставила ее перевернуться на спину. Оказавшись сверху, я размахнулась и ударила ее по лицу. Еще раз… и еще раз…
Меня уже оттаскивали от лежащей на полу туши Танка. Я встала, развернулась, вытерла кровь, сочившуюся не то из разбитой губы, не то из начавшего распухать носа, и уже хотела идти к своему рабочему месту, но тут Танк вскочила и кинулась к окну. Послышался звон, и я с ужасом увидела в ее руке грязное острие стеклянного осколка. Она наступала на меня, ее губы расплылись в мерзкой улыбке, обнажающей полусгнившие зубы, перемежаемые золотыми коронками. Я инстинктивно подалась назад,
