змеиным жалом в самый раз задницу у Птицына вылизывать. Или передницу…
– Хлебало захлопни, червь навозный! – На роже бугая выступила вишневая краска. Было видно, как ему хочется немедленно отыграться за оскорбление, но мент отчего-то сдержался. Хотя для привыкшего к безнаказанному руко– и ногоприкладству цирика из ИВС это было сделать невероятно трудно. – Побереги свой рабочий ротик! Он тебе в «Матроске» еще не раз пригодится! Это я тебе обещаю!
– Короче, готовься к путешествию в петушатник, жаба болотная, – поддержал гоблин. – Через час за тобой толчок на колесах подадут. Кстати, ты еще не в курсе, как наши московские «тины» ваше рахитное питерское быдло называют? Бомжи!!! Ха-ха-ха!
– Что верно – то верно! – одобрительно хрюкнув под нос, согласился здоровяк. – Как ни глянешь на площади у трех вокзалов – шмотки вечно какие-то пидорные, на ногах – измазанные в глине говнодавы с протектором, рожи бледные, голодные, ноги кривые, вечно сопли из носа текут. Сразу понятно – только что со «Стрелы» вылез, доходяга.
– Зато ты, как я вижу, на табло чересчур черномазый, – окинув цирика усталым взглядом, тихо сказал Артем. – Не иначе как через девять месяцев после Фестиваля молодежи и студентов народился? От людоеда из Зимбабве…
– Че-го-о-о?! – мгновенно потеряв самоконтроль, зарычал прапорщик и замахнулся дубинкой. Было от чего прийти в бешенство. Отца своего – якобы грузинского князя, погибшего еще до рождения сына на Кавказе из-за кровной мести, – он в жизни ни разу не видел. А дата появления на свет действительно точь-в точь, до недели, соответствовала той, которую назвал Грек. Страшная, молнией вспыхнувшая в голове цирика догадка о своем истинном происхождении холодной волной мурашек прокатилась от затылка до пяток. Кипящая злоба искала выхода и нашла: рассекая воздух, над лежащим на полу камеры Артемом взмыл «демократизатор»…
– Отставить!!! – вдруг донеслось со стороны коридора. Рука надувшего щеки амбала замерла на полпути к цели. Он обернулся. В дверном проеме стояли сам начальник ИВС – дородный седовласый подполковник Нечепуренко с огромным животом и выглядывающий из-за его спины, одетый в тот же, что и вчера, мятый костюм с галстуком-лопатой, следователь Птицын. – Это еще что за самоуправство, Чочиев?!
– Он, сука такая, в меня плюнул, тов… Юрий Семеныч!!! – мигом опустив дубинку и вытянувшись во фрунт, сию секунду нашелся с ответом прапорщик. И даже, наглядно демонстрируя факт оскорбления действием, брезгливо потер рукавом форменную штанину, якобы в том самом месте, куда попал плевок задержанного.
– Ничего, отстираешь, – понимающе оглядев стоящее у стены ведро, растекшуюся по полу лужу и валяющиеся в камере обрывки капроновой веревки, глухо бросил хозяин изолятора. – Поднимите его, живо! – приказал, сдвинув брови. – Уроды, мать вашу ети.
Цирики поспешно схватили Артема и не без труда привели в вертикальное положение. Подполковник и следователь подошли и остановились на расстоянии шага.
– Вот ты, значит, какой, северный олень, – пристально, медленно, с головы до ног оглядев особого «гостя», промычал Нечепуренко. – Орел!.. Ничего мне сказать не хочешь?
– О чем? – безучастно глядя в глаза подполковнику, бросил Грек.
– А ты, можно подумать, не понимаешь?! – фыркнул мент и недвусмысленно оглянулся на Птицына. Напомнил, хитро прищурившись: – По поводу вашего с Алексеем Михайловичем вчерашнего разговора. Ничего не надумал?
– Пош-шел ты… – процедил Артем и отвернулся. – Я требую адвоката.
Лоснящеееся лицо толстяка потемнело. Поняв, что вчерашние угрозы Птицына не возымели на клиента должного действия, он с шумом втянул воздух свинячьими ноздрями и, резко подавшись вперед, громко пролаял, брызгая слюной в лицо Грека:
– В морге будешь для себя гроб с подогревом требовать, понял?!! Кретин!!!
– Красивое у вас имя, начальник. Но все равно, рад познакомиться. Меня зовут Артем Александрович.
– Остряк, значит? – ухмыльнулся, дыша в лицо задержанному, Нечепуренко. – Ладно, по-прикалывайся напоследок. Скоро тебе будет не до смеха. Алексей Михайлович, – начальник ИВС кивком подозвал следователя. – Зачитайте гражданину Грекову постановление о его аресте. А вы, – с трудом вмещавшийся в милицейскую форму толстяк грозно посмотрел на застывших истуканами по бокам от Артема прапорщиков, – отведете его вниз, во двор. Автозак уже прибыл, так что не тормозите!.. Да-а, совсем забыл! – снова уставился на задержанного седой подполковник. – С вашим бывшим соседом по камере ночью беда приключилась. Такая, что не приведи господи, даже сказать стыдно. В больничку его утром отправили, всего в крови. Но вряд ли он выкарабкается. Вот и подумайте, пока будете ехать до СИЗО, что сказать тамошней братве в свое оправдание. Такая горячая информация быстро расходится… Впрочем, вам, как и Мусаеву, уже не поможешь. Стукачей в «Матроске» ненавидят больше, чем администрацию тюрьмы. Так что… прощайте, Артем Александрович. Я, попирая закон, дал вам шанс выкарабкаться, вы его отвергли. Что ж, пеняйте на себя.
Довольно проворно для своих габаритов развернувшись на каблуках, Нечепуренко покинул камеру и скрылся за распахнутой дверью. Птицын достал из потертого «дипломата» какой-то документ с печатью и протянул Артему:
– Ознакомьтесь. Вы подозреваетесь в совершении ряда тяжких преступлений. Так как существует реальная возможность, что, находясь на свободе, вы можете оказывать давление на потерпевших и свидетелей, а также из опасений, что вы можете попытаться уклониться от следствия и скрыться, принято решение о вашем аресте и водворении до суда в следственный изолятор. Вот постановление.
– В очко себе затолкай, крыса продажная, – осклабился Артем. – Я с тобой еще встречусь.
– Если бы вы знали, гражданин Греков, – нарочито безмятежно вздохнул следователь, – сколько раз за семнадцать лет работы в системе я слышал такие угрозы. Но, как видите, до сих пор жив и, слава богу, кажется, вполне здоров.
– Это ненадолго, – серьезно пообещал Артем. – Дай только выйти…
– Ты бы лучше не бакланил, а о себе, любимом, позаботился, – с фальшивым сочувствием сказал Птицын, скривив одну сторону лица. – Иса Сухумский – личность в столице известная. Для многих молодых ухарей-крадунов чуть ли не пример для подражания. За него тебе не только целку в заднице, но и брюхо с гарантией вскроют, от яиц до ноздрей. Вот и прикинь буй к носу… – Запнувшись, следователь с прищуром взглянул на Грека и отчеканил: – В последний раз тебя спрашиваю: да или нет? Не будь дураком, Греков. Это же форменное самоубийство. В общей камере ты не проживешь и суток.
– О своей шкуре лучше позаботься, мать Тереза, – холодно ответил Артем. – У тебя все?! Тогда будь здоров, е… коров. Эй вы, придурки лагерные, ведите меня во двор!
– Как скажешь, лягушонок, – довольно улыбнулся стоящий справа от Грека «возможно-негр» и почти без замаха, давно отработанным ударом сверху вниз, врезал ему дубинкой между ног. Колени Артема дрогнули, тело обмякло. – Это тебе вместо «до свидания», покойничек.
Надев на руки задержанного браслеты, прапорщики выволокли его из камеры и повели к выходу.
Глава четвертая
И вот она – «Матросская тишина»
Внутри автозака, куда Артема вместе с еще семью «попутчиками», следующими по маршруту ИВС – СИЗО, затолкал конвой сопровождения, было не продохнуть. Люди буквально висели друг у друга на головах, но конвою это было до лампочки. Второй рейс зековоза сегодня явно не планировался. Поэтому менты со всем присущим им старанием приступили к уплотнению фургона. По три человека запихали в каждую из клеток. Артема, до которого очередь дошла последним, не долго думая втолкнули в автозаковский «стакан», где уже находился высокий, болезненно худой парень лет двадцати, с темными пятнами вокруг глубоко запавших глаз. Грек, половина корпуса которого так и не смогла поместиться в конуру, оказался с ним прямо лицом к лицу.
– Держись, братан, – сказал грудью влипший в соседа Артем, тяжело дыша и скрипя зубами, – трое конвоиров, уперевшись что было сил в дверь, сантиметр за сантиметром вдавливали его внутрь. По слаженности действий ментов было понятно: подобным варварством они занимались не впервой.
– Ребра сломаете, суки! – не выдержав напора, прохрипел взмокший от натуги парень. – Уже дышать невозможно!!!
