– Ничего, – ответил Сварадзе, сразу начав разворачивать огромный, как скатерть, лист плотной бумаги. А я, окинув этот лист безразличным взглядом – все равно ни черта в этом не смыслю, – поинтересовался:
– И чего тебе это стоило?
– Чуть ли ни жизни! – возбужденно воскликнула Света. – А если честно, я думала, будет сложнее. Но самым трудным оказалось проникнуть в управление Метростроя. Я угробила на это полпонедельника. А потом до самого вечера пудрила мозги одному инженеришке из техотдела. Он поил меня кофе, раздевал взглядом и пускал обильные слюни. Кстати, – Конфетка бросила взгляд на часы, – сейчас я должна сидеть с ним в кафе на Садовой. Андрей меня ждет, – наигранно вздохнула она, – а я вместо этого тут перетираю с вами ограбление банка.
Я хмыкнул. Глеб закурил сигарету. Сварадзе увлеченно пошуршал планом подвала. А Света продолжила свой складный отчет о проделанной накануне работе:
– …напарила этому дяденьке, что я из треста «Севзапреконструкция», а сама даже точно не знала, существует ли такая контора. Оказалось, что существует. И оказалось, что, к счастью, у этого инженера из Метростроя там нет никого из знакомых. Он честно пытался припомнить, кто из его однокурсников распределялся в эту «Севзапаа…» – проклятье, язык сломаешь! – «Севзапреконструкцию», но я быстренько перевела разговор на более интересную тему. – На какую, уточнять Конфетка не стала. – Одним словом, легенда сработала, никто проверять меня и не подумал. Инженерик промямлил: «Приходите, девушка, завтра. Все будет готово. А сегодня мы можем вдвоем расколбаситься на какой-нибудь классной тусе». Я ответила: «Будет документация – будет и расколбас». Ну и, конечно, уже сегодня после обеда все было сполнено в лучшем виде. Я забрала эти схемы, договорилась о встрече в кафе и… Вот, пожалуй, и все, – развела руками Конфетка.
– В бюро пропусков свои данные оставляла? – сразу задал вопрос я.
– Что я, вольтанутая? Что, у меня нет левой ксивы?
– Хорошо. – Я замялся, вдруг обнаружив, что, по сути, мне и сказать больше нечего. Что все дела на сегодня, вроде бы, переделаны. Глеб ждет, когда завтра ему кто-то передаст какие-то материалы по сигнализации, Сварадзе теперь предстоит изучать принесенные Светой схемы и планы. А вот мне и пепелящей сейчас меня взглядом Конфетке заняться попросту нечем. А ведь безделье расхолаживает. Надо срочно придумать какое-нибудь занятие. Скажем, как в армии: копать канаву от забора и до обеда, а после обеда закапывать. Или, к примеру… М-да, вот ведь забота: спасать и себя, и своих подчиненных от скуки. Трудно быть боссом!
– Ну, я пошел. – Серега запихнул в полиэтиленовый пакетик кипу документации, вышел из комнаты и уже из прихожей прокричал: – Сегодня ночью изучу все бумажки. И продумаю, как проползем в этот подвал. А завтра утром надо будет съездить на место. Еще раз все посмотреть уже повнимательнее.
Глеб затушил в пепельнице сигарету, посмотрел на часы и молча отправился в коридор вслед за Сварадзе.
Я тоже поднялся со стула.
– Может, останешься? – Света продолжала сидеть за столом, подперев подбородок ладошками и, по своему обыкновению, взирала на меня исподлобья. – Чего тебе переться в твою дурацкую Вырицу? Все равно завтра утром надо быть здесь.
Я сразу представил, как мне сейчас предстоит под мелким осенним дождем добираться на общественном транспорте до электрички. А потом ее ждать. И почти час ехать до Вырицы. И в темноте рисковать переломать ноги на пути от станции к даче – холодной и неуютной, пустой и тоскливой, где, кроме буханки черствого хлеба, совершенно нечего жрать; где меня никто не ждет… А рано утром придется проделать весь путь из Вырицы в Питер в обратном направлении.
Я выразительно посмотрел на диван – единственное спальное место в этой квартирке.
В комнату заглянул Глеб, буркнул:
– Мы пошли. До свидания.
И гулко хлопнула входная дверь. Мы остались вдвоем.
– Чего смотришь? – улыбнулась Конфетка. – Только диван. Кстати, если его разложить, то довольно широкий.
– Ты хочешь сказать, что мы ляжем спать вместе? Что прошел почти год, и тебя уже больше не коматозит при одной мысли о том, что к тебе прикоснется мужчина? Время лечит? Да, Светка? Или вовсе не время, а нечто другое? Вернее, кто-то другой? Скажем, те парни-«таймырцы»?
– Хм… – Конфетка взяла валявшийся на краю стола пульт, нацелила его на блестящий, космического дизайна, музыкальный центр «Пионер» – единственную дорогую игрушку в этой небогатой квартирке, – и комнату, создавая уместный для этой мелодраматической сцены фон, наполнила негромкая душещипательная мелодия. – Если сейчас в тебе говорит ревность, Денис, то мне это нравится. А насчет кого-то другого можешь забыть. Никого не было. Пытались многие, но… В лучшем случае, они оставались ни с чем. В худшем, – с отбитыми яйцами. Сам знаешь, что быть со мной чрезмерно настойчивым – не лучшая тактика.
– Да. Именно об этом я и думал когда-то, сметая с полу осколки той полочки, которую ты сбила ногой.
– Извини. Я и правда тогда психанула. Обидно стало. Очень обидно. И знаешь, почему?
– Почему?
– Помнишь, как в сказке про Царевну-лягушку?… – Света откинулась на спинку стула, закрыла глаза.
Из колонок у меня за спиной растекалась по комнате баллада Ричарда Маркса. Сквозь плотные шторы в квартиру пытались пробиться остатки дождливого сентябрьского дня. Для завершения антуража не хватало только зажженных свечей.
– … «Что ж ты наделал, Иван-царевич, зачем спалил мою лягушачью кожу? – с выражением продекламировала Конфетка. – Потерпел бы еще всего несколько дней, и я была бы твоей! И все у нас было бы супер!» И ты не дотерпел немного, Денис. К тому моменту, как ты меня выгнал, я уже принадлежала тебе. Со всеми потрохами, как говорится. Оставалось только одно. И для этого мне надо было созреть, выждать еще немного, буквально день-два. Чтобы я сама этого пожелала. Чтобы легла рядом с тобой той ночью не с отвращением, а с замиранием сердца и сладостным трепетом в предвкушении того, что сейчас произойдет между нами. И я чувствовала тогда, что осталось немного. И очень жалела потом, что не поддалась на твои уговоры. Но ведь если бы поддалась, тогда это могло бы меня навсегда оттолкнуть от тебя. И не только от тебя, Денис. И все-таки я отдалась бы тебе, смирилась бы. К подобному повороту я была готова. Такой исход я тоже предполагала. Но… В тот вечер все произошло настолько стремительно, что я даже не успела толком понять, что творится. И пришла в себя только на улице. И очень жалею теперь, что не попыталась сразу вернуться обратно. Наверное, тогда все было бы по-другому.
«Тогда я не сошелся бы с Ольгой, – сразу же выстроил я цепочку событий, которые бы со мной не произошли. – И не угодил бы к куму в гараж. И не пришлось бы захватывать вертолет. И я не метался бы сейчас, как затравленный зверь, в поисках хоть какого-нибудь убежища, хоть каких-нибудь денег».
– И теперь ты хочешь вернуть то, что когда-то…
– Нет, – не дала мне договорить Конфетка. – Уже ничего не вернуть. Вспомнить – да. Но вернуть невозможно. Так ты остаешься?
Она продолжала сидеть, откинувшись назад. Закрыв глаза. С выражением полного спокойствия, даже безразличия на точеном личике восточной красавицы. Но я точно знал, что это безразличие – маска. Под ней – ураган!
Одна красочная баллада Ричарда Маркса сменилась другой.
Царивший в комнате полумрак сгустился настолько, что его стало возможно потрогать руками.
Не доставало только зажженных свечей.
– Так ты остаешься, Денис?
– Да, – чуть слышно ответил я и робко шагнул к застывшей на стуле Конфетке.
ЕСТЬ У НАС ЕЩЕ ДОМА ТЕЛА
Я протягиваю к ней руки, и она вкладывает в мои ладони свои тонкие холодные пальчики.
