Двое и автор этих строк

Марк Азов Двое и автор этих строк

Я регулярно встречаю эту парочку: старый нахохленный господин и песик, карликовый доберман, похожий на крохотную лошадку. Господин бредет, заложив руки за спину, как арестант на прогулке, а собачонка бегает повсюду, сует свой нос, куда ей заблагорассудится, и, поминутно задирая ножку, помечает разные окрестные предметы. Иногда, обнаружив, что забежал слишком далеко, песик возвращается к хозяину. И тогда на лице господина обнаруживаются глаза, довольно-таки осмысленные, и раздвигаются губы.

— Что же ты меня бросаешь, братец? — говорит он. — Вышли погулять вместе, а гуляем по отдельности, каждый сам по себе.

«Братец» отвечает виноватыми глазами и виляет обрубком хвоста.

— О чем ты думаешь? — вопрошает господин.

Обрубок хвоста ускоряет свое движение.

— Я человек. а ты собака. Не возражаешь? Человеку, в отличие от собаки, дана свобода выбора. Между тем, ты свободно передвигаешься в пространстве, а я не могу себе позволить ускорить шаг, потому что начинается отдышка, и доктор не велел, и жена заругает. Вот ты только что ничтоже сумняшеся взял да опИсал шину соседского «мерседеса». Я же не могу себе позволить такую роскошь, даже когда никто не видит, потому что я пленник хорошего воспитания.

Пока он все это говорил, его четвероногий собеседник успел обежать минимум полтора квартала. Воробьи, которых он распугал, взлетели и вновь приземлились под шелковицей.

Монолог сердитого господина выслушал от начала до конца только автор этих строк, который, как нарочно, сидел невдалеке на лавочке.

— Простите, если я лезу не в свое дело, — сказал автор этих строк, — но, боюсь, вы бросаете слова на ветер: вашей собаке, мне кажется, это совсем не интересно.

— Скажете, что она попросту ничего не понимает? — он подсел ко мне на лавочку.

— Ну, говорят, собаки все понимают, только сказать не могут А какой смысл в собеседнике, если он не может тебе ответить?

— Плохо вы знаете мою собаку. Она не хуже нас вами умеет выражать свои мысли. Вот вы, простите кто по специальности?

— Я? Я э — э — э… писатель, — отвечал я со свойственной мне скромностью, — так… пописываю кое-что.

— Тогда вы коллеги: моя собака — тоже писатель. Вы как пишете?

— Гм… Жене нравится, а критики пока молчат.

— Я не о том спрашиваю. Я спрашиваю, как вы технически осуществляете свое писание.

— А! Ну печатаю на компьютере.

— Компьютер моя собака еще не освоила. Она пишет старым собачьим способом. Точнее, не пишет, а писает. Уже описала все вокруг. А вы думали, зря она так часто задирает ножку? Собаки не умеют писать по-нашему, а мы не умеем читать по-ихнему. Они пишут не словами, а запахами. Люди разгадали египетские иероглифы, проникли в тайны шумерской клинописи, а собачьей письменности нам, сопливым, не постичь.

— А вы уверены, что в писаниях вашего песика есть что-нибудь, кроме «Это мой столбик, или кустик, я здесь побывал и опИсал»?

Похоже, мой собеседник обиделся:

— Я ваших писаний не читал! Может, в них тоже ничего, кроме «побывал и описал»?!

— А пса своего вы читали?

— Зачем мне читать? Я присутствую при процессе творчества. Он сочиняет при мне. Пусть у меня нос заложен, но глаза еще смотрят. Вы обратили внимание на муравьев, которые строят свои города под камнями, окаймляющими тротуар?

— Вы правы, их тут много ползает.

— Бегает. Мой пес, чуть не сказал часами, наблюдает за их передвижениями. Принюхивается к муравьиным тропам. Муравьи, как собаки, отмечают свои пути, выделяя пахучее вещество, и по этим запахам другие муравьи узнают, где подходящий камешек для постройки или мертвая гусеница для пропитания. Вы думаете — это просто асфальт, а это чертеж, это карта, это инструкция, это муравьиная летопись, в конце концов, если принюхаться, разумеется. И, вот, на днях, буквально, когда мы гуляли в парке, и мой пес, как всегда, принюхивался к муравьям, я заметил, что он сочиняет трогательную историю:

«Муравьи никогда не сворачивают с намеченной тропы. Так и бегут цепочкой друг за другом. Как вдруг муравей, впереди бегущий, заметил, что поперек тропы полыхает огонь. Видимо, кто-то из породы человеков бросил окурок и даже не затоптал. Если бы муравей, впереди бегущий, вошел в огонь, то и остальные вслед за ним вошли и сгорели. Но он стал обходить огонь, прокладывая новую тропу, и спас позади идущих. За что они его окружили, умертвили клешнями и поволокли скрюченного в муравейник как продукт питания. А ты не сходи с тропы!»

Ну как вам побасенка моего песика?

Если сейчас милый дяденька скажет, что его собачка сочиняет стихи, я не очень удивлюсь.

— Он и стихи пишет. Из собачьей жизни. В стиле рыцарских баллад. Послушайте — сами убедитесь:

«Жил рыцарь бродячий — худой и отважный
Пес с огненно рыжим хвостом.
Домашняя такса, с ним встретясь однажды,
Вовек не забыла о том.

Он мчался навстречу опасности прямо,
Разил он носителей зла…
А тонкая такса, прекрасная дама,
Его под диваном ждала.

Скакал этот рыцарь, печальный, но гордый,
Куда бы судьба не вела…
А тонкая такса с заплаканной мордой
Его под диваном ждала.

Возможно, вам, люди, все это не надо,
Лишь был бы покой да уют…
Но кабы вы знали, какие баллады
У вас под диваном живут?!»

— Так бы сразу и сказали, что пишете стихи.

— Я?! За кого вы меня принимаете? А еще выдаете себя за писателя! Писатель должен знать жизнь лучше читателя, иначе, что такое новое он может ему сообщить. И вы считаете, что я лучше собаки знаю собачью жизнь?