Гунь Юй поднял глаза от лежавших перед ним бумаг и строго посмотрел на вошедшего.
– Вам письмо, – сказал молодой китаец и поклонился.
Конверт был странным, без марки и почтовых штемпелей, на лицевой стороне четким красивым почерком было написано по-английски:
Сначала Гунь Юй обрадовался – наконец что-то написанное понятным человеческим языком, потом нахмурился и с подозрением взглянул на своего подчиненного – кто мог заранее знать, что несколько часов назад власть в китайской мафии перейдет в его руки?
– Там ничего нет? – на всякий случай спросил он.
– Только лист бумаги.
Гунь Юй открыл конверт.
Глава третьяПодарок для якудзы
Весь понедельник Сергачев и Паша пропадали где-то в городе.
Утром Паша заскочил на минутку, спросил, что я буду делать днем, я сказал, что не знаю, он ответил – хорошо – и убежал, впервые не выпив со мной утренний кофе и не выкурив сигарету.
Я послонялся по номеру, решил выйти, оделся, потом решил никуда не ходить и включил телевизор, но сразу выключил – новостные программы бесконечно повторяли кадры взорванной мечети, видеть этого не хотелось, и я все-таки пошел на улицу.
Главные достопримечательности Гамбурга Паша мне показал в первые дни нашего здесь пребывания, потом он купил нам по сотовому телефону, а мне еще и туристский разговорник и отправил меня в свободное плавание. Большей частью я просто бродил по улицам, стараясь далеко не отходить от отеля и запоминать обратную дорогу, хотя особой нужды в этом не было – в кармане у меня лежала визитка «Саксонского двора». В случае необходимости можно было вообще ничего не говорить, а только показать визитку ближайшему бундесполицейскому, а уж он обеспечит доставку твоего туловища по месту проживания.
Точно так же бродил я и сегодня, бесцельно, чтобы только убить время.
Попытки сложить в голове мозаику произошедших событий ничего не дали. Насколько я понял, даже Петр Петрович пока не очень понимал, что происходит, и кто за всем этим стоит.
Наверное, этот деятель должен быть не то что очень большим и сильным, но очень умным.
А кроме того, я нутром чуял, что этот человек – русский.
И поэтому мои мысли снова и снова возвращались к сидящему в кресле с колесами умному злодею Жене Черных.
Несколько раз звонил на трубку Паша, интересовался, где я нахожусь и что делаю, я честно отвечал, что болтаюсь по каким-то гамбургским улицам. Попытка прочитать ему название улицы окончилась неудачно – табличка была исписана готической вязью, и я не смог отличить одной буквы от другой.
Большей частью я думал о Светлане и с ужасом понял, что я ее не помню.
Не помню, какого цвета у нее глаза и волосы, не помню тех маленьких интимных подробностей, которые как раз и говорят о близком, неслучайном знакомстве мужчины и женщины...
Но я помнил ощущение радостного тепла, которое возникало в ее присутствии, тепла счастливого, пульсировавшего, растекавшегося по всему телу, изнутри проникавшего в кожу, вызывая мурашки умиления, а потом снова уходившего внутрь, куда-то в область желудка, где оно вспыхивало горячим шаром, бьющимся в унисон с сердцем.
И, кажется, самым главным событием моей недавней жизни были не перестрелки, взрывы, бегство и погоня, а тот вечер в ее квартире на Бассейной, запах свежайшей горячей булки и тапки-зайцы, покачивавшие ушами при каждом ее шаге...
Вечером, как обычно, мы собрались в моем номере перед телевизором.
Выпуск новостей, слава Богу, не принес очередных сообщений о бесчинствах Господина Головы, то есть меня, хотя Сергачев, кажется, был этим обескуражен.
Видимо, он ожидал большего.
– Хорошо, – сказал Сергачев, погладив себя по веснушчатой лысине, – в полночь посмотрим последний выпуск и разойдемся.
О том, чем они с Пашей занимались целый день, Сергачев не говорил, а я не спрашивал, по принципу – меньше знаешь, дольше живешь. Хотя шансов жить долго и счастливо у меня с каждым днем становилось все меньше и меньше.
Петр Петрович кинул в рот очередную конфетку, задумчиво посмотрел на меня и, как бы между прочим, сказал:
– Завтра Светлана прилетает, утром. Встретишь. У нас – дела.
И, взяв пультик, нашел коммерческий канал, где показывали голых теток, и принялся увлеченно их рассматривать.
– Надо ж номер заказать, – обеспокоился я, – девушка приедет, а ей жить негде.
– Не надо, – сказал Сергачев, не отрываясь от экрана, – я ей квартирку купил, туда и отвезешь. Пусть в Гамбурге пока поживет, город хороший.
– Квартирку, конечно, по случаю купили, – не удержался я.
– Не совсем, – Сергачев отвлекся от трясущих силиконом девиц и с интересом посмотрел на меня, – но недорого, друзья помогли.
Потом он снова посмотрел на экран и сказал:
– В мое время такого не было.
Ночной выпуск новостей ничем не отличался от вечернего, разве что добавилось сообщение о железнодорожной катастрофе в Читинской области. Я отнесся к этому известию спокойно – последние годы в России едва ли не каждый день что-нибудь рушится, сходит с рельсов или падает с неба. Однако Петр Петрович оживился.
– В Чите? – переспросил он. – Это же на границе с Китаем!
И пересел к телефону.
Сначала он недолго поговорил по-немецки с кем-то, кого называл «герр полицайкомиссар», потом позвонил в Москву, на сей раз разговор шел, конечно, по-русски, но он больше спрашивал, чем отвечал, поэтому понять суть разговора было довольно трудно.
В общих чертах стало ясно, что потерпевший крушение поезд шел в Читу из Китая и, скорее всего, был подорван, потому что многие в округе слышали взрыв такой силы, какой не могло возникнуть по простой железнодорожной причине.
Судя по всему, пассажирами были исключительно китайцы, возможно, в поезде везли и контрабанду, если – да, то наверняка наркотики, но это установить уже невозможно. Сергачев несколько раз упоминал какого-то «Мандарина» и еще одного китайца, но как они связаны с этим поездом, я не понял.
Когда Сергачев положил трубку, лицо его радости не выражало.
– Наш клиент, – сказал он загадочно.
Потом подумал и добавил:
– Подробности мне дадут, но думаю, что наш. В Москве у китайцев власть переменилась – «Мандарин» исчез, значит, скоро найдут его труп. Вместо него Гунь Юй, бывшая правая рука «Мандарина», человек «Триад». Причем случилось это до катастрофы, а не после, значит, китайский переворот со взрывом поезда не связан. Думаю, завтра я узнаю о письме с требованием десяти миллиардов. Гунь Юй перед камерами выступать, конечно, не будет и пресс-конференции не даст, но о письме известно станет, и шаги он какие-то по этому поводу делать будет. Так что – утро вечера мудренее.
Сергачев встал от телефона, походил по номеру, бездумно трогая разные вещи, посмотрел в темное ночное окно, потом сказал:
– А знаете, кто будет следующим? Колумбийцы или японцы. А может, и те, и другие сразу...
– Почему? – удивился я.
– А ты, Лешенька, посмотри, кто уже был. Мусульмане, которых сейчас весь мир не любит, вроде как всемирные враги – Бен Ладен, и вообще... Потом – итальянская мафия в Америке, это совсем уже хрестоматия – Коза Ностра, Аль Капоне и город такой выбран – Чикаго, криминальная столица Америки, как у нас Петербург. Следующие – китайцы, на Дальнем Востоке их уже больше, чем русских, а за китайцами –
