Они сказали своим братьям, отсиживаясь дома: «Если бы они послушались нас, то не были бы убиты». Скажи: «Отвратите смерть от себя, если вы говорите правду».
Никоим образом не считай мертвыми тех, которые были убиты на пути Аллаха. Нет, они живы и получают удел у своего Господа.
Радуясь тому, что Аллах даровал им по Своей милости, и ликуя от того, что их последователи, которые еще не присоединились к ним, не познают страха и не будут опечалены.
Они радуются милости Аллаха и щедрости и тому, что Аллах не теряет награды верующих, которые ответили Аллаху и Посланнику после того, как им нанесли ранение. Тем из них, которые вершили добро и были богобоязненны, уготована великая награда.
Люди сказали им: «Народ собрался против вас. Побойтесь же их». Однако это лишь приумножило их веру, и они сказали: «Нам достаточно Аллаха, и как прекрасен этот Попечитель и Хранитель!».
Они вернулись с милостью от Аллаха и щедротами. Зло не коснулось их, и они последовали за довольством Аллаха. Воистину, Аллах обладает великой милостью.
Правдив Великий Аллах!
Сразу после молитвы студенты поспешили пожать шейху руку, затем группами по четыре человека расселись во Дворе мечети, чтобы, познакомившись, вместе почитать и разобрать Коран. Шейх Шакир медленно вышел из-за кафедры и через небольшую низкую дверь прошел в свой кабинет, где толпились студенты, по разным причинам жаждущие встречи с ним. Они кинулись обнимать его, некоторые хотели поцеловать руку, но он решительно убрал ее. Шейх сидел и внимательно выслушивал вопрос каждого, после разговора вполголоса студент удалялся… В конце концов в комнате не осталось никого, кроме нескольких человек, в их числе оказались Халед Абдель Рахим и Таха аль-Шазли. Это были приближенные к шейху люди. Одному из них шейх сделал знак, и тот закрыл дверь на засов… Тучный студент с длинной бородой обратился к шейху, говоря высоким взволнованным голосом:
— Благодетель! Разве это ответ органам?.. Те, кто противостоят нам, схватили наших людей в их домах и без обвинения бросили в тюрьму… Предлагаю протестовать любым способом… бастовать, выйти на демонстрацию, требовать освободить наших арестованных братьев…
Халед прошептал Тахе, указывая на тучного студента:
— Это брат Тахир, эмир общины всего Каирского университета… Он заканчивает медицинский…
Шейх выслушал студента и после недолгого раздумья произнес все с той же улыбкой:
— Ничего хорошего от провокации органов не будет… Сегодня этот режим сотрудничает с американцами и сионистами якобы для освобождения Кувейта… А через несколько дней начнется несправедливая, безбожная война, в которой мусульмане-египтяне будут убивать своих братьев-иракцев под предводительством Америки. И когда народ восстанет против египетского правительства, людей, с божьего соизволения, поведет исламское движение… Мне кажется, теперь ты понял меня, мой мальчик… Службы госбезопасности провоцируют нас, чтобы мы ответили и таким образом, дали им повод нанести сокрушительный удар по исламистам. Разве в сегодняшней проповеди ты не заметил, что я ограничился общими словами и не сказал открыто о готовящейся войне?! Если бы я раскритиковал присоединение Египта к коалиции, завтра бы они закрыли мечеть, а она нужна мне, чтобы собрать здесь молодежь, когда начнется война… Нет, мой мальчик… Глупо, если мы сами сейчас дадим им шанс. Оставь их, пусть только начнут убивать наших братьев в Ираке под руководством неверных и сионистов, и ты сам увидишь, что мы тогда сделаем, если позволит Всевышний…
— А кто сказал Вам, что они развяжут войну?.. Почему Вы так в этом уверены?! Сегодня ими арестовано уже двадцать человек из руководства исламского движения, а завтра, если мы не будем сопротивляться, схватят остальных… — резко возразил юноша. Нависла тишина, атмосфера стала напряженной. Шейх с укором посмотрел на молодого человека и произнес все с тем же спокойствием:
— Я молю Аллаха, чтобы он избавил тебя от такой вспыльчивости, мой мальчик… Силен лишь тот правоверный, который управляет своим гневом, как учил нас избранный Аллахом Пророк, молитвы Аллаха ему и его приветствия… Я знаю, как ты любишь своих братьев, как верен своей религии, поэтому ты и разгневан… Успокойся, мой мальчик, клянусь тебе Всевышним, что мы ударим по этому безбожному режиму, и будет бой с божьей помощью и в положенное время.
Шейх замолчал, потом пристально посмотрел на юношу и подвел итог:
— Это все, что я хотел сказать… Я приложу все усилия, Даст Бог, чтобы освободить арестованных. Слава Аллаху, у нас везде есть друзья… Что касается забастовки или демонстрации, то на данном этапе я их не одобряю.
Молодой человек опустил глаза, как будто приказав себе молчать, и попросил разрешения уйти. Он по очереди пожал руки присутствующим, а когда дошел до шейха, наклонился и поцеловал его дважды в голову, чтобы снять, таким образом, осадок возникших между ними разногласий. Шейх ответил ему ласковой улыбкой и дружески похлопал по плечу. Затем студенты стали расходиться один за другим, пока не остались только Таха и Халед Абдель Рахим. Он подошел к шейху и представил спутника:
— Благодетель! Это брат Таха аль-Шазли, мой сокурсник по экономическому факультету, о котором я вам рассказывал.
— Добро пожаловать! Как дела, сынок? Много о тебе слышал от твоего друга Халеда, — приветствовал Таху шейх.
В полицейском участке разыгралось настоящее сражение…
В официальном протоколе Хамид Хавас обвинил Маляка Халля в самозахвате жилплощади и потребовал направить дело в суд. Со своей стороны, Маляк приложил к этому протоколу копию договора аренды комнаты и настоял на составлении другого, в котором обвинил Хамида Хаваса и шофера Али в нанесении ему побоев и потребовал медицинского освидетельствования. С одним из полицейских его отправили в больницу Ахмеда Махира, откуда он вернулся с медицинским заключением и тоже приложил его к протоколу. Шофер Али наотрез отрицал факт избиения Маляка и даже обвинил того во лжи…
Все это было написано в документах, а что касается войны не на бумаге, то в ней участвовали все и всеми возможными средствами. Так, Хамид Хавас ни на секунду не переставал приводить юридические аргументы в пользу жильцов, цитируя различные положения Кассационного суда. А в это время Абсхарон выл, умоляя офицера, и, как всегда, если возникали проблемы, показывал свою культю из-под галабеи.
— Смилуйтесь, господин паша… Смилуйтесь… Мы ради куска хлеба… А они нас гонят и бьют… — кричал он.
Что касается Маляка, то в полицейских участках он вел себя совсем по-другому, чем в жизни. Он давно уже сообразил, что офицеры полиции оценивают каждого гражданина по трем пунктам: внешнему виду, профессии и манере говорить… И от результатов этой оценки зависит, уважают гражданина в полицейском участке или унижают и бьют… Простонародная одежда Маляка не могла произвести на офицеров никакого впечатления, а профессия портного не внушала уважения — ему не оставалось ничего, как использовать манеру говорить… Маляк привык, входя в полицейский участок по какому-нибудь делу, напускать на себя вид занятого бизнесмена, у которого очень важные и неотложные планы, не терпящие проволочек. Он вел разговор с офицерами высоким слогом, и они не решались быть к нему невнимательными. Заканчивая речь, он кричал в лицо офицеру в подтверждение своих слов:
— Вы, уважаемый, это знаете, и я это знаю… Это знает ваш начальник… И господин глава органов безопасности тоже об этом знает…
Упоминание невзначай главы органов безопасности (как будто это был приятель, с которым всегда можно связаться) и грамотная, литературная речь были действенным средством заставить офицеров и думать забыть об унижении Маляка… И вот Абсхарон, Маляк и Хамид Хавас стояли перед офицерами, ни на минуту не прекращая орать, а сзади пьяный шофер Али, как контрабасист-виртуоз, знающий, когда он должен вступить в игру, повторял грудным голосом одну и ту же фразу:
— Гражданин начальник, на крыше женщины и семьи, мы не можем допустить туда цеховиков, это заденет нашу честь… Гражданин начальник!
