Узнав об итогах экзаменов, соседи стали задирать Таху. Они отчитывали его по малейшему поводу: он вымыл машину, но забыл положить коврик на место, опоздал на несколько минут, вернувшись издалека, купил на рынке десять предметов по списку, но забыл одиннадцатый. Они нарочно хотели унизить его при всех, заставить его отвечать на оскорбления, но этому «зазнайке» все было ни по чем. Они ждали звездного часа, когда смогут высказать ему всю правду: здесь он простой привратник — не больше и не меньше, и если ему не нравится его работа, пусть отдаст ее тому, кому она нужна… Однако Таха не давал им даже шанса. Он встречал их нападки молча, опустив голову и кротко улыбаясь. В этот момент на его красивом смуглом лице было написано, что его обвиняют напрасно, что он вполне может ответить обидчику, но не делает этого из уважения к старшим… Это была только одна из масок, одна из форм защиты, к которым прибегал Таха, чтобы одновременно сохранить самообладание и избежать проблем. Сначала он вел себя наигранно, но вскоре такое поведение стало для него естественным. Например, он старался не сидеть на скамейке привратника, чтобы не вставать перед каждым жильцом в знак почтения. А уж если садился на лавку, то, замечая приближающегося жильца, делал вид, что чем-то занят и не может встать. Он привык разговаривать с жильцами уважительно сухо, как чиновник со своим начальником, а не как слуга с господином. Что касается его ровесников из их дома, то с ними он вел себя как равный: дурачился как с лучшими друзьями, обращался к ним запросто, одалживал учебники, и не потому, что ему были нужны книги, а чтобы напомнить им, что он, хоть и привратник, все же учится вместе с ними… Такой была его жизнь: бедность, изнурительный труд, грубость жильцов, вечно свернутая пятидесятифунтовая купюра, которую отец давал ему по субботам и которую он тысячами разных способов исхитрялся растягивать на всю неделю. Изнеженная рука кого-то из жильцов лениво протягивает из окна автомобиля чаевые. В ответ на это он обязательно должен поднять руку, громко и от всего сердца поприветствовать и поблагодарить своего благодетеля. Тот то ли нахально-злорадный, то ли таящий снисхождение взгляд, который он, смущаясь, замечал в глазах одноклассников, зашедших к нему в гости и обнаруживших, что друг живет на крыше в «комнате привратника»… Гости задавали ему этот противный, ставящий в тупик вопрос: «Ты что, привратник?!» Его тяготило, что жильцы, входя в здание, ожидали, что он поспешит принять их ношу, в том числе и мелкую… Так в унижениях проходил день, а когда поздно ночью он ложился в постель, совершив омовение перед вечерней молитвой, молитвами Аль-Шафаа и Аль-Витр, он долго лежал в темноте с широко открытыми глазами, потом потихоньку погружался в мечты, где видел себя уже офицером полиции, горделиво вышагивающим в красивом мундире. На плечах блестят медные звездочки, с пояса свешивается табельное оружие, вселяющее страх. Он представлял, что уже женился на своей любимой Бусейне и они переехали в приличную квартиру в престижном районе подальше от шума и грязи крыши. Он твердо верил в то, что Аллах осуществит все его мечты, во-первых, потому что он пребывал в страхе божьем, исполнял все предписания, остерегался совершить грех, ибо Аллах сказал почитающим его рабам в священном аяте: «Если бы жители селений уверовали и стали богобоязненны, Мы раскрыли бы перед ними благодать с неба и земли», во-вторых, потому что он вверил себя Аллаху, о всемогуществе которого сказано в священном хадисе: «Как раб божий думает, так и получает: на добро — добро, на зло — зло». Всевышний благоволил к нему и помогал в старших классах, и, слава Аллаху, он успешно сдал экзамены в полицейскую школу. Теперь ему оставалось только пройти комиссию. Сегодня, с божьего соизволения, он преодолеет и это.
Таха проснулся, совершил два утренних коленопреклонения и еще два на удачу, вымылся, побрился и стал одеваться. К комиссии он заранее купил новый костюм серого цвета, ослепительно-белую рубашку и симпатичный голубой галстук. Когда он в последний раз бросил взгляд на свое отражение в зеркале, то показался себе элегантным. Он поцеловал мать на прощание, та положила ему руку на голову, пробормотала заклинание, а затем принялась так горячо за него молиться, что у юноши бешено забилось сердце. Выходя из дома, он увидел отца, сидящего на скамейке, скрестив ноги. Старик медленно поднялся, посмотрел на сына, положил руку ему на плечо и улыбнулся. Его седые усы задрожали, обнажив беззубый рот. «Заранее поздравляю, господин офицер…», — произнес отец с гордостью. Шел уже одиннадцатый час, и улица Сулейман-паши гудела от машин и народа. Большинство магазинов уже распахнуло свои двери, а Таха думал о том, что у него еще целый час до экзамена. Боясь испортить костюм в общественном транспорте, он решил взять такси. Оставшееся время Таха надеялся провести с Бусейной. Между ними была договоренность: он проходит мимо магазина одежды «Шанан», где она работает, а она, заметив его, отпрашивается у своего хозяина господина Таляля под предлогом принести что-либо со склада, а потом догоняет его в их любимом месте около нового парка на площади ат-Тауфикия. Таха сделал все, как условились, и вот уже четверть часа ждал Бусейну. С ее появлением его сердце забилось… Ему нравилась ее походка, то, как она медленно шла маленькими шажками, опустив взгляд. Казалось, она чего-то стесняется или в чем-то раскаивается, ступает осторожно, будто по хрупкой поверхности… Таха заметил, что Бусейна надела обтягивающее красное платье, облегающее фигуру, а из глубокого выреза виднеется ее пышная грудь. Он рассердился, вспомнив, что уже ссорился с ней из-за этого платья. Однако сдержал гнев, чтобы не портить важное событие. Она улыбнулась и обнажила ровный ряд ослепительно-белых зубов, на щеках нарисовались красивые ямочки, губы были накрашены темной помадой. Она села рядом с ним на выступ мраморной стены сада, повернулась в его сторону и удивленно посмотрела на него большими карими глазами: Какая элегантность! Он ответил ей горячим шепотом:
— Я иду на экзамен и хотел увидеть тебя.
— Да поможет тебе Аллах.
Она сказала это, явно сопереживая, и он осмелел. В эту минуту ему хотелось прижать ее к своей груди.
— Боишься?
— Я уповаю на Всевышнего. Все, что Он делает, я принимаю с благодарностью. Да будет так, — произнес Таха быстро, как будто ответ у него уже был готов, как будто он убеждал сам себя. Он помолчал, затем добавил, с нежностью заглянув ей в глаза:
— Молись за меня…
— Да поможет тебе Аллах, Таха! — громко сказала она, но потом опомнилась и смутилась, что дала волю чувствам:
— Мне надо идти, господин Таляль меня ждет.
Она засобиралась. Он пробовал задержать ее, но Бусейна уже протянула руку на прощанье. Избегая смотреть ему в глаза, она сухо сказала: «Желаю удачи. Да поможет тебе Аллах». Позже, сидя в такси, Таха думал о том, что Бусейна стала относиться к нему по-другому, и этого нельзя было не заметить. Он знает ее очень хорошо, и ему достаточно одного взгляда, чтобы понять, что творится у нее внутри. Он выучил наизусть все ее настроения: как ее лицо светится от счастья, как она грустит, как улыбается, смущаясь, а когда злится, краснеет и ее глаза сверкают от злости, выражение лица становится хмурым (но она все равно остается красивой)… Он любил смотреть на нее, когда она только что проснулась и лицо ее после сна было похоже на личико кроткого, послушного ребенка… Он любил и всегда хранил в памяти образ маленькой девочки, за которой он гонялся по крыше. Запах мыла от ее волос возбуждал его, и ему хотелось ее обнять. Он помнил ее ученицей торгового колледжа в белой рубашке и синей юбке, в белых школьных носках и черных ботинках. Она шла, прижимая портфель так, будто прятала за ним свою созревшую грудь. Какие воспоминания! Однажды они гуляли по мостам, а потом в зоопарке. В тот день они признались друг другу в любви, договорились пожениться. Она привязалась к нему и расспрашивала о подробностях его жизни так, как будто была маленькой женушкой, принимающей участие в его делах. Они продумали все детали — сколько детей она родит ему, как они их назовут, как обставят квартиру, в которой будут жить после свадьбы. Но вдруг Бусейна изменилась. Он больше не интересовал ее, а об «их плане» она говорила безразлично или с издевкой. Она часто ссорилась с ним и под разными предлогами убегала со свиданий. Это началось сразу после смерти ее отца… Почему она изменилась?! Была ли их любовь только ребячеством, из которого они со временем выросли, или она полюбила другого? Эта мысль терзала, резала его сердце как ножом. Он представлял, как сириец Таляль (хозяин магазина, в котором она работала) в костюме жениха берет ее под руку выше локтя… На сердце у Тахи было тяжело. Он очнулся, когда такси остановилось перед зданием полицейской школы, показавшейся ему в ту секунду страшной средневековой крепостью, где решится его судьба. Таху охватил ужас, и он стал читать аят «Трон», приближаясь к дверям.
