Бокалы и посуду вытащили из одной коробки, Инга наткнулась на сложенный барный столик на колесиках — то, что надо! И, уж раз пошла такая песня, Инга прихватила парочку подушек-«думок» для относительно возможного уюта в предлагаемых условиях.
Шампанское они выставили в снег на прилепленный к гостиной маленький балкончик назначения очень непонятного из-за своих размеров, скорее это был некий архитектурный прибамбас на теле дома, но вместо холодильника в самый раз.
Смотали вместе с рабочими робами полиэтилен и убрали в угол комнаты с дивана, диван же сложили, для удобства посиделок, разложили по тарелочкам, вазочкам добытый провиант, включили телик вместо лампы, убрав звук, и Стрельцов открыл успевшее подостыть за время их хозяйствования шампанское.
— Вообще-то за тебя! — провозгласила Инга. — Потрясена и благоговею!
— Это слишком, — усмехнулся Стрельцов, в таком режиме проистекают мои обычные рабочие будни.
— Тем более! — протянула Инга бокал, они чокнулись и отпили по паре глотков.
Помолчали, успокаиваясь после суеты по обустройству экспромтного застолья и легко закусывая.
— Хорошо! — поделилась настроением Инга. — Тишина. Я обожаю свою семью, но иногда их бывает так много, с перебором, и никуда не деться. Мне практически не удается остаться одной, разве что в командировках. Но там много работы, и когда я возвращаюсь в гостиницу, то способна только спать от усталости. А так, чтобы тихо и чтоб никто не трогал, не дергал — утопия в моем случае.
— Вот и отдыхай, — поощрил Стрельцов и спросил для ясности: — Мы же никуда не торопимся?
— Я точно нет! А у тебя, может, планы какие?
— Ну, нет, я сегодня тоже отдыхаю.
— Говорю же: хорошо! — радовалась Инга.
— Тогда, под такое дело, может, теперь ты расскажешь, почему вы с мужем развелись? — полувопросом предложил Стрельцов. — Если тебя, конечно, сия тема не напрягает.
— Не напрягает — махнула рукой Инга, — но это неинтересно.
— Интересно, — не согласился Игнат.
— Наверное, логичней было бы спросить: какого черта я за него вообще замуж вышла и прожила с ним десять лет.
— Ну и какого? — усмехнулся Стрельцов.
Имидж безбашенной девицы и подростковые выступления, претензии миру Инге пришлось отложить, сдавая выпускные экзамены в школе и вступительные в институт. Да так и позабыть, невостребованными, оставив себе только неизменные убеждения в умственном превосходстве над взрослыми и гораздо большем знании реальности.
Студенческая жизнь закипела. Училась Инга в кайф, с радостью, и балду гоняла в свободное от занятий время с тем же настроем и задором. Сложилась новая дружба с иногородними однокурсницами, открывшими ей куда большие возможности и разнообразие неконтролируемого родителями общежитского досуга.
Новые компании, пьянки студенческие. На дворе девяносто четвертый гремел отстрелом зарвавшихся изначально неправедно нажитым капиталом. Так что по большей части студенты «зависали» в местах неоткрытого пространства.
И вот где-то там, в мешанине чьего-то дня рождения, отмечаемого с общежитским размахом, Инга и увидела ЕГО!
Он играл на гитаре и проникновенно пел нечто о любви, пропавшей, как водится, предательски, без вести. Допев под умиленные зачатки девичьих слез, незнакомец отставил гитару и с «глубоким» знанием темы продолжил прерванный песней разговор с мужиками о политике.
Умничал впечатляюще, до потрохов! Впечатляюще, разумеется, для девиц присутствовавших. С неким налетом многомудрой усталой снисходительности к детям глупым, флером отстраненности, что-то там о Ельцине и власти, о разгулявшемся криминальном беспределе — барышеньки чуть в обмороки не шлепались от восторженного обмирания!
И Инга попала, как под гипноз! Старшекурсник, красавец, в котором сочеталось нечто ухарское и пресыщенно-циничное, и звали сей образчик мужской — Сигизмунд! Представили?
Все! Девушка Инга к употреблению готова!
Она влюбилась мощно, напористо и яростно!
Ей бы подостыть, присмотреться к избраннику, призадуматься, к Фенечке прислушаться и к папе.
Ну да, сейчас! А вы много таких знаете, которые в семнадцать лет кого-то слушали, влюбившись?
Любые высказывания родными и близкими своего мнения имели ровно противоположное их ожиданиям действие. Господи боже, да что мы там понимаем в семнадцать лет?! Ничего не вижу, никого не слышу, все идиоты, — глаза закрыл, уши заткнул — люблю! Все! Физиология — наш рулевой! А что за человек наш избранник, какие у него привычки, характер, наклонности — по фигу! Люблю, и заткнитесь все!
Начнем с того, что Инга Исла по углам от любви своей не вздыхала, смахивая слезу, страдая от безответных, не замеченных любимым чувств, а бронепоездом подрулила к объекту грез девичьих и бабахнула прямой наводкой:
— Уверена, я девушка твоей мечты, поэтому тебе, Сигизмунд, надо переключить на меня все внимание!
Ошарашенный напором гусар внимание свое на малолетнюю первокурсницу обратил. Пристальное. Потому что, вы сами понимаете, подобное поведение как минимум интриговало.
Тем более что вела она себя нестандартно — за ним не бегала, за углами да у дверей не подстерегала, а вполне в духе выработанного за последние годы имиджа шпаны оторванной шпарила прямым текстом, рубя правду-матку попадя где.
И начался у них роман искрометный по чужим койкам, своих-то для сексу никто не предоставлял, хотя оба были коренными москвичами.
Инга притащила его домой, знакомиться родными. Семья потрясенно безмолвствовала весь торжественный визитный обед, предоставив высказываться о жизненной концепции кавалеру дочери.
— Инга! — возроптала Фенечка, как только за мальчонкой закрылась дверь. — Муня Коханный — это же неприлично звучит! Все равно что Йося Зацелованный! С таким имечком-фамилией просто нельзя жить! Ты знаешь, что в переводе с украинского коханый значит любимый? Муня Любимый! Это даже не анекдот, это черный юмор какой-то! Кстати, мальчик полностью соответствует своему имечку и любит себя взасос!
— Его зовут Сигизмунд! — взорвалась Инга.
— Кто зовет?! — громыхнула раздраженная донельзя маркиза. — Только ты? Для всех остальных он Муня! Ты же сама слышала, что его так с детства зовут!
— Да какая разница, как его зовут?! — уже во все горло орала Инга. — Мы любим друг друга!
— Доченька, — увещевал папа, — это весьма спорное утверждение. У меня создалось впечатление, что мальчик любит только себя, до головокружения.
— Неправда! — испытывала предел своих голосовых связок доченька.
Хлопала дверью и убегала следом за «неоцененным» любимым.
Вообще-то, правда. Все.
И про имечко, и про любовь к себе, необыкновенному.
Его матушка, Зинаида Олеговна Коханная, любила своего мальчика до удушения, устранив стремительным разводом из их совместной жизни его отца, чтобы не мешал любить сына беспрерывно, не отвлекаясь более на такие мелочи, как муж.
Сигизмундом она нарекла дорогое чадо в честь какого-то там эпического героя викингов, как она утверждала. Но Инга имела все основания подозревать, что руководствовалась Зинаида Олеговна в выборе имени для сына своей любовью к Аркадию Райкину и его миниатюре: «И я сказал себе: «Сигизмунд, не спеши себя отдавать!», при этом напрочь проигнорировав окончание этюда: «И если меня прислонить в