Всю дорогу до аэропорта, в самолете и во время пути к дому Марины Стрельцов находился в состоянии тяжелого, глухого, недоуменного раздражения и непонятного, нелогичного чувства вины. И это душевное дребезжание было не перманентным, а устойчиво-постоянным, начиная с того момента, когда вчера вечером мадам Исла рванула из-под него с перепуганным лицом потерявшей невинность девственницы.
Никогда не обладавший терпением идиота Стрельцов собирался самым решительным образом выяснить причины ее побега как можно скорей.
Но, когда пришел к ним домой, выяснилось, что Инга принимает ванну и его в данный момент «принять» не может в связи с вышеобозначенным обстоятельством.
Они с Анфисой Потаповной и детьми чаевничали в кухне, а Инга надолго «зависла» в ванной комнате, откуда сначала слышался шум воды, а потом звук включенного фена и звон каких-то баночек- скляночек.
Игнат прислушивался. Ждал.
Дети давно ушли к Федьке в комнату, за комп, оставив их с Фенечкой культурничать беседой, когда впорхнула Инга, раскрасневшаяся, свеженькая.
— Всем привет! — старательно не встречаясь со Стрельцовым взглядом, фальшиво бравурно сказала она. — Чаевничаете?
Фенечка, знавшая внучку как облупленную, на данный тон удивленно приподняла одну подкрашенную бровку, но от комментариев выяснительных воздержалась, обойдясь бытовым:
— Ты чай будешь, Ингуш?
— Нет! — ответила Инга. — Спать пойду, устала что-то!
— Ну иди, — совсем озадачилась Фенечка, внимательно рассматривая внучку.
— Инга! — поднявшись с места, позвал Стрельцов. — Я хотел бы с тобой поговорить.
— Давай завтра, Игнат, ладно? — хлопая невинно ресницами, продолжала фальшивить она.
— Я бы предпочел сейчас, — нажал тоном Игнат.
И, не давая ей возможности возразить, пошел из кухни, по дороге ухватив Ингу за руку и выводя за собой.
— Как думаешь, Степан Иванович, что у нас здесь происходит? — спросила Фенечка, задумчиво глядя на закрывшуюся за вышедшими дверь.
— Хм-хрю! — выказал недоумение кабанчик.
— Вот и я подозреваю, что дела всякие, а мы с тобой почему-то не в теме!
Игнат остановился на середине коридора, развернул к себе Ингу и потребовал ответов:
— Так, теперь объясни, что случилось, почему ты испугалась и сбежала?
— Да ничего не случилось, Игнат! — заспешила убедить Инга. — Все было замечательно!
— Да? И именно поэтому ты не хочешь продолжения? Я правильно понял? — дурея от тупости и непонятности ситуации, грозно нависал над ней Стрельцов.
— Думаю, это было ошибкой, — обтекла словесами истинную причину Инга.
— Я тебя обидел? Тебе было неприятно? — настаивал он, не собираясь довольствоваться той чухней, что она ему втирала.
— Нет и нет! — твердо и весьма правдиво заявила Инга. — Но нам больше не стоит этого повторять!
— Да какого черта, Инга?! — взорвался Стрельцов, шипя от необходимости сдерживать голосовые возможности.
— Я не хочу больше это обсуждать! — Она выдернула свою руку из его ладони, развернулась и ушла, не забыв пожелать ему спокойной ночи.
Стрельцов прочувствованно выматерился шепотом, резким движением ладони потер лицо, засунул руки в карманы брюк, постоял, успокаивая себя.
Твою ж мать! Ну, ничего! Он ее завтра поймает, затащит куда-нибудь от лишних ушей и вытрясет из нее правду! Лучше бы, конечно, затащить Ингу в постель, а потом, тепленькую и разомлевшую, расспросить обо всем с пристрастием.
Ну да, ну да! Противницу он недооценил! Утром Стрельцов узнал, что мадам Исла срочно уехала на работу ликвидировать какой-то там форс-мажор, образовавшийся внезапно, как водится. Ага, утром! В воскресенье! Какой подходящий повод избежать разговора!
Он несколько раз набирал ее номер, но трубку не брали.
Да пошло оно все! Озверел Стрельцов! Что он, мальчик, бегать за ней, за ручку хватать, в глазки заглядывать: «Что случилось, дорогая?» Да и к черту!
Ты так решила? Ну и бог с тобой! Вторым и третьим пунктами, не добавившими благости душевной, оказались стойкое нежелание дочери Марии уезжать с отцом и слезно-просительные рулады уговоров оставить ее здесь.
— Ты что, Маш, сбрендила? — недоумевал беспредельно Стрельцов. — Ты вообще понимаешь, о чем ты?
— Ну, папочка! Ну, пожалуйста! — канючила Машка. — Мне надо все хорошенько обдумать в тишине. А мама сразу начнет ругаться и настаивать на своем!
— Что обдумать? — делая усилие, чтобы сохранить спокойный тон, спросил он. — Ты вроде заявила мне, что решила рожать?
— Решила! — подтвердила твердость намерений Машка. — И не передумаю. И именно это мне надо спокойно обдумать. Ну, дай мне недельку!
— Даже если я и соглашусь, обременять людей посторонних твоим проживанием уже просто наглость, — вспомнив ярко, как кадры кино, что он проделывал с одной из этих «посторонних», завелся снова попритихший было Игнат.
— Они не посторонние! — почувствовав надежду, заискрила оптимизмом Машка. — А очень даже родные! Фенечка сама мне сказала, что я могу оставаться сколько захочу!
А Стрельцов неожиданно передумал спорить и настаивать. Может, действительно пусть отсидится от матери вдалеке недельку, пока у той спадет первая волна негодования и обе немного остынут. А с Мариной он сам поговорит и постарается ее утихомирить, что ли. В одном Машка права: мать наедет на нее катком с порога, а девочке лучше сейчас поменьше нервничать.
И вздохнув над тяжкой отцовской долей, он пошел беседовать с Анфисой Потаповной на предмет Машкиного недельного проживания.
Маркиза высказала радость, проявив широкое гостеприимство:
— Да, разумеется, Игнат! Пусть девочка поживет у нас, они с Феденькой сдружились, скучно им не будет. А вы уж сами поговорите с ее мамой, подготовите к грядущим переменам.
— Наступившим, — устало вздохнул Игнат, доставая портмоне из кармана. — Я денег на прокорм дочери оставлю.
— Обошлись бы, — махнула ручкой маркиза. — Не бедствуем. Ингуша очень хорошо зарабатывает.
— Это не обсуждается, Анфиса Потаповна, — включил «строгача» Стрельцов.
Он долго и искренне благодарил за радушное гостеприимство и прием, отказался от обеда и дожидаться Инги не стал, понимая, что вряд ли дождется. Потом, наверное, минут пятнадцать прощался перед дверью со всеми. Машка обнимала его, целовала в щеку, печалилась, что он не может остаться. Федор пожал ему руку со значением и пообещал:
— Вы не переживайте, Игнат Дмитриевич, я за ней здесь присмотрю.
— Тогда спокоен, — кивнул весомо головой Стрельцов.
Он понимал, что прямо из аэропорта поедет к Марине объясняться. От такой перспективы y него зубы сводило! Но никуда не денешься! Он вожак, за все отвечает и разгребает все проблемы!
Весь путь перед глазами у него стояла совсем иная женщина — познанная одурманившим соединением и непонятная до переклина в мозгу!
А ведь ничего не изменилось — он ее хотел! И пуще прежнего! М-да!
Реальность отвлекла от воспоминаний об Инге Исла, наполненных недоумениями.
