Пока только от вашего выговора, на несколько часов, имея тайную надежду, что каким-то чудесным образом вы успокоитесь и ругать сильно не станете.
— И куда она сбежала? — засунув руки в карманы брюк, качнувшись с пяток на носки и обратно, автоматически переключился на начальника господин Стрельцов.
— В торговый центр, — улыбнулась понимающе Инга. — В сопровождении сачкующего по этому поводу от школы кавалера, а именно моего сына Федора. Программа следующая: кино, кафе, гуляние с периодическим прозвоном и проверкой по телефону меры вашего гнева.
— А вы им потворствуете! — недовольно пророкотал господин начальствующий.
— Большинством голосов они этот спор выиграли, — пожала плечами Инга и неожиданно «соскочила» с темы. — Хотите в душ?
Стрельцов посмотрел на нее, подивившись себе, отчитывающему ее как подчиненную нерадивую, и испытав нечто отдаленно похожее на раскаяние, приведшее к смиренному вздоху.
— Хочу.
— Там в шкафчике, в ванной, найдете чистое полотенце, — сопроводила предложение Инга. — Обедать будете?
— Обедать? — не понял Стрельцов игнорирование завтрака после сна. — А сколько времени?
— Три часа или чуть более того, — улыбнулась с намеком на сарказм хозяйка.
— Тогда буду, — согласился Игнат Дмитриевич с хорошим предложением и, слава богу, не забыл смягчить все свои подтексты на претензии. — Извините, Инга, за неудобства, доставленные вам нами с дочерью.
— Я лучше ответным визитом с сыном Федором бабахну, он давно хочет Питер посмотреть основательно, — двинула встречное предложение Инга.
— Все, обещали! — строго закрепил решение Стрельцов, не выпадая из роли вожака, и вышел из кухни.
Душ — это хорошая вещь!
Распариться-помыться, и побриться, и немного релакса, правда, без песен и долго не намоешься — все-таки в гостях, да и к обеду зван!
«Рубашку, конечно, следовало бы свежую», — недовольно скривясь, подумал Игнат, одеваясь.
Но в данных обстоятельствах и за то, что есть, великое мерси!
И, довольный бодростью чистой отмытости и побритости, двинулся из ванной в кухню.
Пахло там! Организм отреагировал громким звуковым голодным спазмом в желудке, изойдясь слюной предчувствия.
— Какие ароматы! — не удержал Стрельцов призыва желудочно-душевного.
— Садитесь, Игнат, — распорядилась Инга, накрывая на стол. — Вы ведь, наверное, сутки не ели?
— А кто его знает, может, и сутки, — согласился он, усаживаясь на диван у стола.
Ну что в этот день Игнату Дмитриевичу бог послал? Свежего, еще теплого бородинского хлеба, борща наваристого, соленья-маренья, овощной салат, отбивные из белого куриного мяса в панировке — и все отменного вкуса и великолепного исполнения.
Дары щедрые, неожидаемые, никак господь расщедрился за все вчерашние мучения. Баловал.
— Инга! — с трудом взяв малую паузу между жеванием, выказал искренний восторг Стрельцов. — Я даже выразить в полной мере свое восхищение не могу! Не оторваться, до чего вкусно!
— Спасибо, — приняла хвалу своей кулинарии хозяйка.
Первый суровый голод, утоленный самым благостным образом, позволил Стрельцову вступить в застольную беседу:
— А где остальные члены вашей семьи? Я знаю, вы с бабушкой живете.
— С бабушкой, — кивнула, улыбаясь, Инга, — Анфисой Потаповной, и, разумеется, со Степаном Ивановичем. А маман съехала к вашему папе, подальше от злой иронии маркизы.
— А кто у нас маркиза? — спросил Стрельцов, дав себе по-быстрому установку ничему не удивляться.
После знакомства-то со Степаном Ивановичем чему уж теперь!
— Анфиса Потаповна, она же Фенечка, — ответствовала, не переставая улыбаться, Инга, — она же маркиза, прозванная так за тяготение к манерам недобитого дворянства и живость ироничного склада ума.
— И где она сейчас?
— Они со Степаном Ивановичем смотрят сериал, — спокойненько пояснила Инга.
Стрельцову пришлось оперативно напомнить себе ранее данную установку ничему не удивляться. Подумаешь, свиньи телевизор смотрят! В цирке и обезьяны курят! У него в кармане брюк завибрировал телефон, закрепив вызов мелодией, спасая Игната Дмитриевича от рассуждений о способностях и возможностях братьев наших меньших.
— Извините, — соблюл этикет он и ответил: — Да!
— Я звоню тебе уже десятый раз! — атаковала Марина в свойственной ей манере. — Почему ты не отвечаешь?!
Стрельцов бросил быстрый взгляд на Ингу, но вставать и выходить из кухни, унося разговор в область тет-а-тета, не стал.
— Здравствуй, Марина, — попытался остудить ее кипение холодностью тона он.
Не-а! Это не канает, когда Марина в праведном негодовании! Только радикально-действенные меры, например отключение телефона, на крайняк скотч на рот или кляп.
— Что у вас там происходит?! Четвертый час, а ты не соизволил позвонить и сам не отвечаешь! У Машки телефон так и выключен! Ты с ней поговорил?!
— Пока нет.
— Что значит нет?! Вы вообще где?!
— Еще в Москве, — и повысил голос до требовательного: — Прекрати кричать!
— Как в Москве?! — проигнорировала его требование Марина. — Пусть она немедленно едет домой!
— Значит, так! Если ты не прекратишь разговаривать со мной в подобном тоне, я больше отвечать на твои звонки не стану! — хладнокровно пугнул бывшую жену Стрельцов.
На этот раз она его услышала и прониклась серьезностью предупреждения.
— Игнат, отправь ее домой! — без прежней истерии и воплей, но с требованием обязательного исполнения произнесла она.
— Марин, успокойся. Мы с ней поговорим, я все решу и позвоню тебе, — пообещал Стрельцов.
Она еще что-то говорила, высказывала претензии. Игнат не стал слушать, отключился, убрал телефон в карман, посмотрел на молчавшую Ингу и попытался что-то объяснить:
— Это Машина мама. Она очень волнуется.
— Правильно, — пожала плечами Инга, усилив свое утверждение жестом. — Это нормально.
Стрельцов вздохнул несколько смиренно перед житейской жалобой:
— Мы развелись четыре года назад. Вроде бы тихо-мирно и по обоюдному желанию. А где-то года через два Машку будто подменили, словно в ребенка черт какой вселился, и началось такое подростковое! Только держись! С матерью они живут в состоянии перманентного скандала — крик до потолка, репрессивные меры со стороны Марины, ультимативные выступления от Машки. А я в этом бою без правил совсем в невыгодной роли. Они переругаются, Машка ко мне сбегает жаловаться на мать. Я становлюсь на сторону Марины, ведь она права и в своих требованиях к дочери, и в запретах. Тогда Машка скандалить начинает со мной, а Марина ревнует ее и обвиняет меня, что я дочери во всем потакаю, якобы таким образом зарабатывая больше любви и преданности Машкиной. И ведь ничего не объяснить ни той, ни другой, обе точно не слышат ни слов, ни аргументов, каждая настаивает на своей правоте. Машка бунтует, красится и одевается, как работница панели, зависает с непонятной полукриминальной компанией не то рокеров, не то панк-металлистов, — он махнул безнадежно рукой, будто говорил об измучившей хронической неисцелимой болезни. — Чего только не происходило за эти два года! И из ментовки я ее забирал, и из квартиры какого-то отморозка, пьяную вдрызг, хорошо хоть последней крупицей сознания
