– Ах, вот как? Она что, ничего не знает?! Выходит, она опять останется белой и пушистой? С чистенькими ручками? Ну нет! Это меня не устраивает! Я требую вашего развода! Брось ее!
– Может, мне после этого еще и жениться на тебе? – не выдержал он.
– А что? Это – мысль! Почему бы мне не стать следующей мадам Соколенко?
– Ты забываешь, что Полина тоже в курсе. Тогда уже она будет шантажировать нас.
– Жизнь полна сюрпризов. Как приятных, так и не очень. Все может случиться, – она зевнула и потянулась.
В это время он вспомнил, зачем пришел, и стал развязывать узел на галстуке. Другого выхода он не видел.
– Гляди-ка! – сказала Васнецова, кивая на монитор. – Больше двух тысяч набрала! Это же мой личный ре…
Тут он набросил ей на шею галстук и стал тянуть за концы. Он убивал деловито, словно знакомую работу делал, и почти без эмоций, разве что с некоторой брезгливостью. Просто она не оставила им с Полиной выбора. Происходило все долго и мучительно, Маша хрипела, цеплялась за удавку, плотно охватившую шею, стучала по полу каблуками туфель.
Наконец все закончилось. Жертва затихла, какое-то время он, не отрываясь, смотрел на бородавку. Почему она была так уверена в своей безнаказанности? Приготовила какой-то сюрприз? Ему не хотелось об этом думать.
Хотелось уехать как можно скорее. Нервы и так уже были на пределе. Дану, очень вероятно, освободят. «Выходит, что не все в мире зло от рыжих», – подумал он, глядя на труп.
Когда Полина узнала об убийстве Маши, она чуть с ума не сошла.
– Почему ты мне ничего не рассказал?! – кричала она. – Почему?!
– А что бы ты сделала? Что?
– Я бы с ней поговорила, – неуверенно сказала Полина.
– Надо было сделать это раньше! А не дразнить гусей! Ты сама напросилась! Обиженная подруга – все равно что мина замедленного действия в твоей спальне, – уже тише добавил он. – Все равно будет тикать. А при случае рванет. Нельзя с ними откровенничать и…
– Я не откровенничала, – перебила Полина. – Я держала ее на расстоянии.
– Поздно об этом. Надо продержаться еще пару дней. Скоро мы улетаем.
– А дальше что?
– Перестань задавать этот вопрос!
Время тянулось медленно, ох как медленно! Но утром в четверг он был уже почти уверен, что улетит…
Она будет любить
– Вот, собственно, как все и было, – закончил свой рассказ Тарас Волхонский. И потянулся к графину с водой. В горле пересохло: рассказывал он долго. И показывал, вычерчивая на бумаге треугольник: офис, квартира, где встречались любовники, дом, где живут они с Даной. Получилось убедительно.
– Что ж, – Герман Осипович все еще вертел в руках письмо Маши Васнецовой, словно не в состоянии был с ним расстаться. – Теперь все встало на свои места. И доказательства имеются.
– Значит, Дана сегодня же будет свободна? – обрадовано спросил Волхонский.
– Ну сегодня вряд ли. Завтра.
– А зачем тянуть?
– Не так все просто. Надо уладить формальности. Да и главным подозреваемым надо теперь заняться.
– Кстати, когда у нас католическое Рождество?
– Двадцать пятого. А вы что, католик, Тарас Иванович?
– Я – нет, но… О Господи! Сегодня же двадцать четвертое! – хлопнул себя по лбу Тарас.
– И что?
– Они ж улетают в Шри-Ланку! Звоните к нему в офис! Срочно!
Переговорив с секретарем, следователь грустно сказал:
– Опоздали. Посадка уже закончена, самолет скоро поднимется в воздух. Даже если я сейчас всех подниму на ноги, мы все равно…
– Но они же вернутся?
– А вот этого я не знаю. Но ничего. Это уже совсем другая история.
– Именно. Так как насчет Даны?
– Экий вы неугомонный! Я же сказал: завтра.
Он встречал рыжую женщину у ворот. Прикидывал: как сделать так, чтобы ее не обидеть? Что сказать? И что она подумает о нем? Настырный журналист делает карьеру на ее несчастье! Вот что подумает! Ведь провести почти месяц в тюрьме – это несчастье. После такого уже нельзя остаться прежней. Что она будет делать теперь? Как жить?
Рыжая женщина в грязном пальто из плащевой ткани вышла из ворот, прижимая к груди узелок, и неуверенно оглянулась. Потом поправила очки. Тарас Волхонский направился к ней.
– Здравствуйте, Дана.
– Добрый день, – вежливо ответила она. Глаза за стеклами очков смотрели настороженно.
Он решил продолжать в том же духе и спросил:
– Как вы себя чувствуете?
– Лучше чем те, которые там остались. – Она кивнула на ворота.
– Я подумал: нам все равно по пути. Ведь живем мы в одном доме.
– И даже на одной лестничной площадке.
– Вы не будете против, если я вас подвезу?
– Нет, я не буду против.
И они вместе пошли к машине. Некоторое время ехали молча. Он раздумывал: удобно ли сегодня же напроситься в гости? Или подождать какое-то время? Или вообще не напрашиваться? Она вдруг вздохнула:
– Мне тяжело будет вновь привыкать к одиночеству. Положительным моментом в моем заключении было то, что в любое время можно с кем-то поговорить. А не смотреть бессмысленно в телевизор. В этот момент в голове появляются глупые мысли. Вроде блондинов и белых лошадей. По-моему, мне все это больше не нужно.
– Если хотите, я могу с вами посидеть, – обрадовано сказал он. – Мы можем поговорить обо всем. Вы ведь еще не знаете подробности.
– Да? Это будет кстати! Узнать подробности! Только… Вам не кажется, что нам уже пора перейти на ты? Раз дело дошло до подробностей? Все-таки ты не чужой мне человек. Сосед.
– По лестничной клетке, – подхватил он.
Они переглянулись и рассмеялись, потому что поняли: это свобода!
…Когда он первый раз ее целовал, то, отодвинув от уха рыжую прядь волос, прошептал:
– Мне очень понравилась история про Илону. Как только я ее услышал, сразу подумал: эта женщина – нечто! Таких больше нет!
– Согласна. Это замечательная история, – прошептала в ответ Дана.
– Нам осталось только подыскать подходящую крышу. Для этого мы и сдавали на водительские права. Разве не так?
Она тихо смеялась.
Еще через месяц он поехал к отцу. Дана настояла, чтобы он помирился с родственниками.
К огромному его удивлению, в холле на первом этаже сидел с бутылкой виски сводный брат Дмитрий. Абсолютно пьяный. Черные кудри прилипли ко лбу, взгляд карих глаз был бессмысленным.
– А… это ты… – сказал Дмитрий, увидев брата. – Свободный человек в свободной стране… Не то что я. Завидую…
– И давно это у тебя? – спросил Тарас, кивнул на бутылку.
– Что? Пью? Я не пью. Не-ет! Я просто ненавижу эту архер… ар-хи-тек-ту-ру… – с трудом выговорил
