машина… — Он замолчал. Глаза у него остановились, прикованные к крайнему рельсу.
Сема потянул Саньку за руку.
— Идем!
Но Санька уперся и молча продолжал смотреть вверх. Тогда и Сема поднял голову. На нижней плоской грани рельса виднелись шесть букв: «Дим. Бол.».
Санька присвистнул.
— Видишь?.. Димка Большаков!
Сема беззвучно приоткрыл рот. Теперь уже Санька схватил его за руку и потащил из-под моста. Сердце у Саньки так и прыгало в груди. Он готов был спорить с кем угодно, что буквы поставлены не случайно. «Тут что-то есть! — думал Санька. — Опять тайник!»
— Ур-а-а-а!
С этим ликующим возгласом он выскочил из-под настила. Но поблизости никого не оказалось. Озадаченный, Санька прикрыл рукой глаза от солнца и увидел мальчишек. Они бежали прочь от моста вдоль речки и на ходу швыряли в воду камни, палки, комья земли.
Не сговариваясь, Санька и Сема бросились за ними и догнали у большого омута. Ребята стояли на берегу, пристально всматриваясь в воду. Но в темной глубине ничего не было видно. Вовка обернулся и на удивленный Санькин взгляд ответил односложно, с горьким сожалением:
— Ушла…
— Кто? Куда? — спросил Санька. — Рыбешка, что ли?
— Рыбешка? — обиделся Вовка. — В-во какая рыбешка! — И он во всю ширь раскинул руки.
— Больше! — горячо возразил Гриша.
— Смотри — протаранила! — произнес Мишук и показал Саньке прорванный сачок.
Заговорили все разом, возбужденно. И Санька с Семой поняли, наконец, что произошло. Старая громадная щука бревном ткнулась в сачок, прорвала сетку и выскочила на мелководье. Тогда и полетели в нее палки, камни — все, что попалось под руку. Мальчишки гнались за ней до самого омута, пока щука не скрылась в глубине.
— И это все? — небрежно спросил Санька, когда ребята поутихли. — Столько шума из-за одной щуки?.. Вот я вам сейчас скажу!.. Ахнете и закачаетесь! Я открыл новый тайник Димы Большакова.
Санька обвел всех глазами и остался доволен произведенным эффектом. Только Мишук был больше встревожен, чем изумлен. Санька по-своему истолковал выражение его лица. Ему подумалось, что звеньевой сомневается.
— Сема! Подтверди! — произнес он.
— Надпись видел, — Сема кивнул головой. — А про тайник не знаю.
— Не знаешь? — возмутился Санька. — А зачем же «Дим. Бол.» написано?.. Так просто, да?.. Делать было нечего, да?.. Залез Димка под мост и напильником дзык-дзык, да?
— Под мостом? — переспросил Мишук и насторожился еще больше.
— Под мостом!.. На рельсине!
— Знаешь, что под мостами в войну прятали? — Мишук сделал страшные глаза. — Ми-ны!..
Предположение звеньевого так было похоже на правду, что горячие головы мальчишек поостыли. Один Гриша поддержал Саньку.
— По-твоему, — сказал он Мишуку, — Дима заминировал мост и тут же подпись свою оставил, чтобы фашисты сразу могли узнать, кто это сделал!
Санька с благодарностью посмотрел на Гришу. Оживились и ребята.
Конечно, Дима не поступил бы так опрометчиво! Никаких мин под мостом не могло быть!
Оставив колотушки и сачки на берегу, все залезли под настил. С любопытством и волнением смотрели мальчишки на надпись.
— Неужели он напильником?.. — задумчиво произнес Гриша. — Ведь рельса-то стальная…
— Он же сильный был, как Сема! — ответил Вовка.
— А ты откуда знаешь? — спросил Санька.
— От деда Евсея!
Санька отметил про себя это важное обстоятельство, а вслух сказал:
— Надо послать в деревню за лопатами и ломами. Тут, наверно, такое запрятано!..
— А уговор? — напомнил Мишук.
— Какой еще уговор? — удивился Санька.
— Норма!.. Мы ее сегодня не выполнили.
Санька плюнул в воду и вылез из-под моста.
Его недовольство передалось всему звену. Траншею рыли вяло, без подъема. Было около восьми часов, когда ребята с грехом пополам справились с дневным заданием. Пошли в штаб. И опять старенькая баня допоздна гудела от мальчишеских голосов.
Иван Прокофьевич и его жена, возвращаясь с поля, услышали этот приглушенный гомон и остановились у крыльца своего дома.
— Парень-то у агронома заводной! — сказал Иван Прокофьевич. — Всего два дня здесь, — и оба дня в бане, как в улье. Всполошил он наших ребят!
— Они все трое, видать, такие! — добродушно ответила жена. — Мать на ферме бунтует: подавай ей новые доильные агрегаты! Подожди — и агроном развернется!
Вынужденное безделье
Саньке казалось в этот вечер, что стоит ему коснуться подушки — и он заснет. Но, когда после ужина он забрался на чердак и залез под одеяло, сон отлетел. Лежал Санька с открытыми глазами и смотрел в черный дверной проем, испещренный яркими звездами. А мысли были далеко. Они вели Саньку по болоту к сухим лесистым буграм — островинам. Он бесстрашно шел с автоматом на медведя, первым отыскивал таинственные партизанские тропы и с удивительной проницательностью указывал ребятам зарытые во мху мины.
Фантазия разыгралась вовсю. Уставившись на мерцающие звезды, он видел высокую гору, заросшую густым кустарником. Одинокий дымок курился над самой ее вершиной. У костра сидел Дима Большаков. Юный партизан забыл тропу через болото и много лет прожил робинзоном на островине, поджидая, когда Санька выручит его. И вот она — долгожданная помощь!
Заросший, грязный, в разорванной рубашке, Дима бежит навстречу мальчишкам, которых Санька провел благополучно через топи и трясины…
Поежившись от жутковато-сладкого чувства, Санька блаженно улыбнулся. С этой улыбкой он и заснул, честно признавшись самому себе, что в деревне не так уж плохо.
Но на следующий день Санька чуть не переменил свое мнение.
Он проснулся от страшной зубной боли. Вчерашняя рыбная ловля не прошла даром. Не привык он долго бродить по воде и простыл. Зуб не просто ныл или болел. Нет! Саньке казалось, будто зуб зажали раскаленными щипцами и дергают что есть силы из стороны в сторону.
Не видя перекладин стремянки, зажмурив от боли глаза, перед которыми вспыхивали лиловые и зеленые искорки, Санька спустился с чердака и мыча, как глухонемой, ворвался в дом.
Мать накрывала на стол.
— Зуб? — догадалась она, взглянув на сына, который руками придерживал щеку и мотал головой.
— Есть тут… больница? — выдавил из себя Санька и тоненько застонал.
— Купался вчера? — спросил отец и, не дождавшись ответа, добавил: — В городе надо было привести рот в порядок. Здесь больница далеко.
— О-о-о! — простонал Санька, плюхнулся на стул и свесил голову к коленям.
— Ложись на кровать — пригрейся! — посоветовала мать. — Я сейчас грелку тебе налью, а в обед
