выхватить красивую живую игрушку из-под носа у конкурента. Он был немолод, но похотлив, и юные девушки, которых его агенты сотнями покупали и крали, а также заманивали обманом по всему свету, на время возвращали ему молодость.
Все это делало его бесценным участником предстоящей смертельно опасной, но увлекательной и пьянящей игры.
Я с отвращением оттолкнул от себя блюдо с устрицами и, посмотрев на Наташу, которая ловко вскрывала их и с видимым удовольствием отправляла в рот, сказал:
– Ну не понимаю я, что такого в этих поганых моллюсках? Почему, спрашивается, если аристократ, то обязательно должен устрицы жрать, да еще и дюжинами? Не понимаю!
– Ну, для некоторых слаще морковки вообще ничего нету, – ответила Наташа, ловко высосав очередную устрицу и бросив пустую раковину в затейливую серебряную мисочку.
– Что значит – слаще морковки? – возмутился я. – Сиживали мы за столом, сиживали, так что – не надо!
Ресторан, в котором мы сидели, располагался под крышей одного из старинных особняков Лондона.
Мрачный зал освещали настоящие факелы, воткнутые в специальные гнезда на стенах, но горел в них, судя по всему, какой-то газ. Если бы там горело то же, что и четыреста лет назад, то, как мне кажется, в этом ресторане было бы не продохнуть от чада и копоти.
В полумраке под сводами зала виднелись мощные потолочные балки, потемневшие от времени. Стены, сложенные из камня, тоже были темными, кое-где на почерневших железных кольцах, вделанных в кладку, висели толстые цепи, в тени простенков можно было увидеть рыцарские латы, старинное зазубренное оружие, от одного вида которого мороз пробегал по коже, в общем – колорит создавался специфический. Но это было таинственно и романтично.
Кто знает, может быть, именно за этим толстым дубовым столом, которому было неизвестно сколько лет, сидели древние британские короли, Шекспиры всякие, Гамлеты…
Кто знает…
Я постучал кулаком по столу, и звук от этого был не сильнее, чем если бы я постучал по асфальту. Ничего себе столик, подумал я, окинув взглядом мощную деревянную панель толщиной сантиметров пятнадцать, сделанную, как видно, из мореного дуба и стоявшую на грубо вырезанных тумбах, изображавших когтистые и мускулистые звериные лапы. Назвать их ножками язык не поворачивался. Величины этого стола вполне хватило бы на то, чтобы уложить на него целого жареного быка, а вокруг расставить штук двадцать блюд с закусками, да еще и бутылки с элем. А еще на этом столе можно… И я посмотрел на Наташу.
Почувствовав мой взгляд, она оторвалась от созерцания висевшего на ближайшей стене старинного гобелена, на котором были изображены кони, рыцари и девушки. Все они были с короткими ногами, бочкообразными плотными туловищами и непропорционально большими головами. Кони ржали, рыцари красиво подбоченивались, а девушки смотрели на все это с восхищением и страхом.
– Слушай, – сказал я Наташе, кивнув на гобелен, – как ты думаешь, они на самом деле были такими или это только на гобелене?
– А что тебе не нравится?
– Да понимаешь… – я потер щеку, – вот девушки тут какие-то не такие, я бы, честно говоря, от таких девушек держался подальше.
– Вот это правильно, – одобрила мой ответ Наташа, – и не только от таких, а вообще от всех.
– Ну, это я понимаю. А ты сама стала бы хвостом вертеть перед такими парнями, как, например, вот этот, в полосатых штанах?
Я ткнул пальцем в одного из изображенных на гобелене воинов, и тут же понял, что жестоко промахнулся.
Был этот воин, конечно, весьма корявым, приземистым и широким, лицо у него было, как у дауна, на голове странная металлическая шляпа, а на левой руке – шесть пальцев. Зато в его полосатых штанах, туго обтягивавших мощные короткие ляжки, судя по всему, скрывалось такое, чему мог бы позавидовать и конь, гульфик его полосатых штанов был размером с человеческую голову.
Наташа, по видимому, тоже обратила на это внимание, и, оценивающе прищурившись, сказала:
– Перед этим? Ну-у… Ты знаешь, вообще-то стала бы. Дело ведь не в полосках на штанах, а в том, что в самих штанах.
– Так, – сказал я, – может быть, мне вообще пойти погулять?
– Да ладно, сиди себе, – засмеялась Наташа, – вот если бы он был не нарисованный, тогда – другое дело. А так – кому он нужен! А кроме того, нарисовать-то можно все что угодно, сам знаешь.
– Ну спасибо тебе, благодетельница, – с облегчением вздохнул я, – утешила. Я тут, кстати, посмотрел на этот милый столик, и мне в голову пришла неплохая мысль.
Наташа поняла меня с полуслова и, оглядевшись, сказала:
– Да ты с ума сошел, кругом люди сидят.
– А я и не говорю, что прямо сейчас, просто можно потом договориться с хозяином и… Ну, сама понимаешь.
– Понимаю, – кивнула Наташа, – понимаю и поддерживаю.
– Вот и хорошо.
Вся посуда на нашем столе, да и вообще в этом весьма дорогом ресторане была сделана из серебра и покрыта чеканкой и резьбой. Все было увесистым и надежным. Ничто не могло разбиться или сломаться. Беря в руки вилку, я чувствовал себя вооруженным, а большое серебряное блюдо, на котором сиротливо лежали несколько не съеденных Наташей устриц, вполне могло послужить щитом и выдержать удар меча или алебарды.
Я взял со стола высокий и тяжелый серебряный сосуд с откидывающейся крышкой и наполнил наши серебряные рюмки темным и густым вином «Кровь рыцаря», и в самом деле по цвету напоминавшим черную кровь, которая…
… черную кровь, которая толчками выплескивается из дырки в простреленной голове.
Я отодвинул свою рюмку и огляделся в поисках официанта.
Он оказался рядом со мной быстрее, чем я успел моргнуть два раза.
– Принесите мне что-нибудь прозрачное, – сказал я.
– Прошу прощения, сэр, что вы имеете в виду? – официант недоуменно, но учтиво приподнял бровь.
Я засмеялся и ответил:
– Простите, я был неточен. Я имею в виду напиток. Ну, какой-нибудь джин, виски или еще что-нибудь крепкое, только чтобы это не было красного цвета.
– Я понял вас, сэр, – официант кивнул и понизил голос, – и я скажу вам, сэр, что вы далеко не первый посетитель, которому в этой старинной обстановке вино напоминает кровь.
Он еще раз кивнул, понимающе поджав губы, и спросил:
– Так все-таки джин или виски, сэр?
Я посмотрел на Наташу и она, взглянув на свой кубок, тоже отодвинула его и сказала:
– Джин. Нам обоим – джин.
– Слушаюсь, сэр.
И мы увидели удаляющуюся худую спину официанта, в которой было столько истинного британского достоинства, что его с лихвой хватило бы на всю Новгородскую область.
– Слушай-ка, Наташа, – сказал я, глядя вслед официанту, – а тебе не кажется, что мы слишком расслабились?
– Что значит – расслабились?
– А то, что нужно действовать, а мы с тобой на островах отдыхаем, в английских кабаках устриц трескаем, а в это время…
– Костик, милый, успокойся, – Наташа положила прохладную ладонь на мою руку, – я прекрасно понимаю, что с тобой происходит.
– Ну и что же со мной происходит? – недовольно поинтересовался я, не убирая, впрочем, руки.
– А происходит с тобой вот что… – начала Наташа, но в это время официант принес квадратную
