старшеклассницы, давно познавшие все прелести постельного беспредела…
Если не знать обо всех этих тонкостях российской жизни, то Город наш весьма прекрасен, небо очень даже голубое, да и Нева течет, как раньше, при Петре Первом.
И Пушкин тут гулял, и Достоевские всякие с Аверченками…
В общем – хороший Город.
Только почему-то все время хочется из него уехать.
А уедешь – тянет обратно.
Это вроде как если бы твоя любимая женщина оказалась шлюхой. И ты то бросаешь ее, то возвращаешься к ней, любя и ненавидя, и никак не можешь порвать с ней, потому что если не обращать внимания на ее паскудные привычки – она прекрасна. А если закрыть глаза на то, что она прекрасна, то выходит, что она распоследняя тварь. И ей бы нужно все зубы выбить вместо того, чтобы признаваться в любви, потому что через час после того, как ты с ней расстанешься, она уже раздвинет ноги под кем-нибудь другим и будет, задыхаясь, шептать ему те же слова, которые шептала тебе, а ты наивно думал, что они предназначены только для твоих ушей…
Так почему же меня так тянет к этой каменной шлюхе?
Посмотрел на часы и увидел, что уже половина двенадцатого. Пора ехать в Центральный Парк. Через полчаса я должен встретиться там с этим самым Генри Смитом. Он будет сидеть на скамье около фонтана «Ангел вод», и на груди у него будет значок с надписью «если ты такой умный, то где же твои денежки?»
Прямо шпионаж какой-то! Будто мы с этим Смитом будем не о камушках болтать, а подрывными микропленками обмениваться.
Генри Смит… Генри Смит…
Какая-то мысль вертелась в моей голове, но поймать ее было так же трудно, как поднять с пола скользкую вишневую косточку.
Знахарь поставил «Порш» на платную стоянку около Центрального Парка и, по привычке оглядевшись, пошел по аллее, которая должна была вывести его к фонтану с фигурой крылатого парня с непонятной гитарой в левой руке.
До встречи оставалось еще десять минут, поэтому он шел по аллее не торопясь, с интересом поглядывая по сторонам и пытаясь найти хоть какое-то различие между американцами, предававшимися радостному безделью на просторах Центрального Парка, и посетителями ЦПКиО имени Сергея Мироныча Кирова, находившегося в восьми тысячах километров отсюда.
Никакого различия не было.
На просторных зеленых лужайках так же валялись полуголые граждане, некоторые из них читали книги, другие время от времени прикладывались к таинственным бутылкам, спрятанным в серые бумажные пакеты, мамаши бдительно следили за мелюзгой, которая пыталась влезть куда не надо, между расслабленно лежавшими на траве людьми бегали разнокалиберные собаки, в общем – обыкновенный парк культуры и отдыха.
Проходя по Горбатому мосту, Знахарь усмехнулся.
И в самом деле – разве найдется в мире хоть один город, в котором не было бы мостика с таким названием! Да и не такой уж он и горбатый, в Питере и погорбатей найдется, и не один…
Наконец впереди показался фонтан, изображавший большую чашу, в которой стояла еще одна, поменьше, а на самом верху был какой-то то ли ангел, то ли просто древний юноша, и в левой руке у него был струнный инструмент неизвестной конструкции.
Замедлив шаги, Знахарь стал приглядываться к людям, сидевшим на скамьях вокруг фонтана. Мамаши, пенсионеры, влюбленная парочка, опять мамаши, а на той, которая стояла в тени огромного клена, сидел…
Знахарь резко остановился и задержал дыхание, как перед прыжком в воду.
Он был уверен, что теперь опознать его невозможно, но все-таки хотел повнимательнее рассмотреть этого человека, не показываясь ему, и лишь потом уже подходить и начинать разговор.
Достав из кармана пачку сигарет, Знахарь закурил, не сводя глаз с сидевшего в десяти метрах от него джентльмена, и почувствовал, как в нем взводится тугая пружина. Этой встречи он ждал так долго, что в водовороте событий и приключений уже почти успел забыть о своем желании. Но судьба неожиданно выбросила ему счастливый билет, и теперь перед ним, поглядывая на часы, сидел тот самый человек, который…
Только сейчас Знахарь понял, что в имени Генри Смита показалось ему странно знакомым.
Генри Смит…
А в немецком варианте – Генрих Мюллер.
Да!
Тот самый Генрих Мюллер, который украл у Знахаря сокровища Золотой Орды, который купил кусок волжского берега и окутал тремя рядами колючей проволоки найденную Знахарем пещеру.
Знахарь прислонился к дереву и закрыл глаза.
Время стремительно полетело вспять, и он снова увидел перед собой скалистый берег Волги, песок, на который набегали мелкие волны, живую и веселую Наташу, живого Костю, который задумчиво протирал затвор «Моссберга», хищного и опасного Надир-Шаха с пистолетом в руке, Алену с Алешей и…
И трупы, кровь, смерть…
А потом пещера, и в ней…
Тяжелые темные знамена и златошитые хоругви, золотые царские кубки и серебряные длинногорлые кувшины, кованые сундуки и украшенные затейливой резьбой шкатулки, толстые рассыпающиеся книги и покоробленные пергаментные свитки, увесистые золотые распятия и потрескавшиеся мрачные иконы, давно истлевшие меха, позолоченные доспехи и латы, мечи, алебарды, боевые топоры, резные луки с давно лопнувшими тетивами – великое множество старинных дорогих вещей, с каждой грани которых, с каждого изгиба, с каждого завитка назойливо и хищно прыгало в глаза золото, золото, золото…
Оттолкнувшись спиной от дерева, Знахарь потряс головой, избавляясь от наваждения, от навалившихся на него воспоминаний, и посмотрел на продолжавшего сидеть Мюллера.
Что делать дальше – он уже знал.
Жаль только, подумал Знахарь, что это происходит не где-нибудь в России.
Там, понятное дело, и стены помогают. Там можно было бы заманить Мюллера в такое место, откуда у него был бы только один выход – на тот свет, и спокойно, не торопясь, поговорить обо всем.
Обо всем…
Но, в общем, и здесь при желании можно было сделать нечто подобное, вот только рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. Знахарь не хотел впутывать в это дело Скуратова с его братвой, потому что, если бы они догадались, о каких фантастических суммах идет разговор, цена жизни Знахаря мгновенно упала бы до нуля.
Ладно, подумал он, по ходу дела разберемся.
Знахарь глубоко вздохнул, придал лицу выражение доброжелательного спокойствия и решительно направился к скамье, на которой сидел Смит-Мюллер.
Главное – не спешить и не совершать необдуманных импульсивных