степь. Он пригласил принять участие в нем Святополка и Олега. Олег отказался. Более того, имея давний союз с половцами, он принял у себя бежавшего из-под Переяславля Итларева сына.
Но великий князь привел свои полка под Переяславль, и объединенное киевско-переяславское войско впервые в истории вторглось в половецкие владения. Мстислав с любопытством вглядывался в раскинувшийся в ковыльной степи кочевой стан из темно-фиолетовых громад шатров и кибиток, вокруг которых догорали ночные костры и дремали караульщики, в загонах стоял скот, побрехивали собаки. Половцы спокойно почивали, уверенные в своей безопасности, потому что никто и никогда не решался напасть на них на их же земле. Если для половцев это было место проживания, то для русов – рассадник набегов и разбоя, несчастий и клятвопреступлений, насилий и обманов, и ничего, кроме ненависти, не испытывали и Мстислав, и все воины-русы к этому половецкому стану.
В предутренней темноте взвились сигнальные огненные стрелы, и русы с криками и гиканьем понеслись между шатрами, рубя выбегающих из них воинов. Мстислава охватила опьяняющая страсть убийства, когда человек не задумывается, кто перед ним, а рука не знает пощады...
После разгрома нескольких станов Мстислав заметил, что половцы стали оказывать все более ожесточенное сопротивление. Они были лишены той подвижности, которую обычно приписывают кочевникам. Для причерноморских степей характерны обильные снегопады с большой толщиной снега. В таких условиях скот не может питаться подножным кормом. И в снежную зиму половцы вынуждены были держаться возле мест зимовок с заготовленным кормом для скота, а летом – сенокосов, поэтому с подходом русов они не убегали со своих стоянок, а быстро составляли свои телеги в несколько кругов, накидывали на них бычьи шкуры, чтобы русы не могли поджечь их, и, укрывшись внутри этих колец, отчаянно отбивались от неприятеля. Через проходы между телегами они порой вырывались конными отрядами на смелые вылазки. Однако подавляющее превосходство русов ломало всякое сопротивление, и вот уже десятки повозок с завоеванной добычей – коврами, сосудами, тканями, войлоком – двигались в сторону Переяславля, рядом с ними победители гнали отбитый скот и множество пленных.
Далеко за город выбежали жители встречать победителей. Ликованию не было предела. Впервые русы ходили в глубь степи, и этот поход завершился блестящим успехом! Казалось, наступил конец разбойничьим налетам степняков, и теперь мир и покой установятся на Руси.
В честь славной победы в большой палате своего дворца Владимир Мономах устроил пир. Во главе пиршества восседал великий князь Святополк, рядом с ним – хозяин переяславской земли, а далее, сохраняя старшинство, располагались воеводы и бояре, знатные гости и прославленные дружинники. Столы ломились от яств и питья. Пришли музыканты и скоморохи, началось большое веселье. Рядовые воины пировали прямо на улицах, для этого выкатили бочки вина и пива, зажарили туши телят и баранов. Переяславль праздновал победу.
В разгар веселья из Новгорода прискакал гонец с известием, что, пользуясь отсутствием Мстислава, на княжество двинул свои войска Давыд.
– Беда, князь! – настойчиво говорил гонец. – В городе поднимают голову сторонники Святославичей. Тебе надо немедленно возвращаться!
XI
Перед Полоцком повозку Росавы окружили всадники, стали кричать:
– Кто такая? Куда едешь?
«Разбойники! Пропала я!» – в страхе подумала она, но потом пригляделась, поняла: вовсе не лихие люди, а воины какого-то боярина, может, даже князя, потому что одеты были не в разношерстные одеяния, а в нарядные кафтаны и цветные плащи, под которыми у некоторых виднелись панцири и кольчуги.
– Купчиха я, – сжавшись в комок, ответила она, все еще опасливо поглядывая на разгоряченные лица мужчин. – Еду торговать в Полоцк.
– Откуда едешь? Что за товар? – сыпались со всех сторон вопросы.
Не успела она ответить на них, как перед ней выехал богато одетый всадник и сказал удивительно мягким голосом:
– Как вам не совестно обижать слабую женщину? Видите, как она напугана, а вы стращаете еще больше. Надо сжалиться над беззащитным человеком и помочь чем только возможно.
Росава взглянула на говорившего и была поражена его необыкновенным лицом. Сказать, что оно было добрым, – мало; оно излучало саму доброту. Его большие светло-синие глаза смотрели с такой лаской, что у Росавы пропали все страхи, она выпрямилась и проговорила с благодарной улыбкой:
– Спасибо тебе, добрый человек, за участие в судьбе беззащитной девушки. Дай тебе Бог счастья и благополучия!
– Ты находишься на земле полоцкой, а я князь полоцкий Михаил, – и всадник слегка поклонился Росаве. – Так что можешь ехать спокойно, ты под моей защитой, и тебя никто не обидит.
– Спасибо еще раз, князь. Я очень рада, что встретила тебя и твоих воинов, и уверена, что беспрепятственно доеду до места своего назначения.
– Но почему едешь одна? Разве можно девушке, да еще такой хорошенькой, путешествовать в одиночку?
– Мы отправились вдвоем с братом. Но в пути сучилась беда. Брат заболел и умер. Поэтому продолжать путь пришлось мне одной.
– Ах, какое несчастье, – искренне проговорил Михаил. – Я всей душой сочувствую твоему горю. А кто у тебя остался в Новгороде?
– Никого. Родители давно умерли, я теперь одна на всем белом свете.
– Как тяжело жить, не имея никого из родни! – на глазах князя навернулись непритворные слезы. – Некому рассказать о своих заботах, не от кого услышать доброго слова!
В это время к ним подъехала пожилая женщина, по-видимому, мать Михаила. Одета она была в куртку из плотной ворсистой ткани с золотой нитью и штаны, отороченные серебряной каймой; красный шелковый плащ подчеркивал ее прямой стан и гордую осанку. Она резко осадила своего коня и устремила на Росаву холодный взгляд темно-синих глаз.
– Князь, почему ты задержался возле этой повозки? Нам надо спешить в Полоцк. Разве забыл, что нас ждут гости из Владимира?
При ее появлении лицо Михаила сразу потухло, на нем появилось беспомощное и виноватое выражение, словно у ребенка, застигнутого при совершении какой-нибудь проделки.
– Да, да, я еду, еду, – проговорил он торопливо и поскакал вперед. Росава глядела ему вслед, и ей показалось, что сидит он в седле как-то неловко, чуть скособочившись, подпрыгивая и мотая головой. Следом за ним, даже не взглянув на нее, устремились его мать и дружинники.
Отряд воинов скрылся в лесу, а она еще продолжала думать о князе. Перед ней стояло его лицо с большими синими глазами, в которых застыло детское выражение. «Он большой ребенок, – с теплотой думала она о нем, благодарная за его заступничество. – С его непорочной душой, наверно, трудно править княжеством. Впрочем, он, как видно, и не правит. Вместо него всем руководит мать».
С такими мыслями въехала Росава в Полоцк. На высоком холме, омываемом реками Двиной и Полотой, раскинулся Верхний город, его защищали каменные стены и башни; к нему примыкал Нижний город с домами ремесленников и просторной рыночной площадью. На ней она и остановилась, прикидывая, к кому бы обратиться, чтобы снять на время торговли жилье.
В это время к ней подскакал дружинник и передал приказание князя прибыть во дворец. У Росавы упало сердце: значит, стало известно, что товар чужой, а ее хотят привлечь к ответственности за убийство купца. Сначала она хотела бросить повозку и бежать куда глаза глядят, но потом поняла, что бежать-то некуда, она не в лесу, где можно легко спрятаться, а находится в городе, ее схватят в любой момент, потом не отвертеться. Нет, придется ехать и объяснить, как все произошло, может, поверят...
Князь стоял на крыльце. Едва завидев ее, кинулся навстречу, помог сойти с повозки, взял за руки и стал смотреть в ее лицо, восторженно и восхищенно говоря:
– Как я рад, что снова встретил тебя! Я все глаза проглядел, не отходя от окна. Верилось и не верилось, что ты согласишься посетить мою обитель. Пойдем же со мной во дворец. Там уже накрыт стол в твою честь. Моя мама будет так рада тебя видеть! Скажи‚ как тебя зовут?
Она назвалась.
На втором ярусе в чистой светлице стоял небольшой стол с яствами и питьем. Во главе его восседала
