шла жизнь в стране. Ан нет, вот тебе новая смута. Правду говорят, яблоко от яблони недалеко падает.
– Ничего. Задавим в самом зародыше. Не привыкать!
Войско стало готовиться к походу на Чернигов. Однажды к Мстиславу пришел игумен киевского Андреевского монастыря Григорий. Батюшку очень любил Владимир Мономах, часто приглашал его на беседы, сам заезжал в мужскую обитель, щедро одаривал монахов. Народ валом валил на проповеди Григория. Мстислав тоже с благоговением относился к этому кристально честному человеку, усадил в красный угол, стал почтительно слушать его речи.
Начал Григорий издалека, повествуя о том, как радели русские князья о своей родине, как старались защитить страну от иноземцев, как стремились сохранить на земле Русской мир и покой.
– Услышал я о распре между тобой и твоим зятем, Всеволодом. Сердце кровью обливается, когда вижу приготовления русских дружин против русского княжества Чернигова. Не следует ли остановиться?
– Но я клятву дал изгнанному князю черниговскому Ярославу, что верну ему стол...
– Лучше тебе нарушить клятву, чем пролить кровь христианскую!
Смутила душу Мстислава речь Григория, но не поколебала веры в законность действий. Направился он к митрополиту, главе всей православной русской церкви, но тот оказался в отъезде. Все же Мстислав собрал церковных иерархов, попросил у них совета. Те посовещались и ответили единодушно:
– Не начинай братоубийственной войны, великий князь. Что касается клятвы, которую ты дал Ярославу, то мы берем на себя твой грех клятвопреступления.
Идти против служителей церкви Мстислав не хотел, но и они его не переубедили. Он по-прежнему считал, что если останется безнаказанной одна война племянника против дяди, то за ней последуют другие. А это смута, новая кровь. Нет, не правы блюстители святого престола, ошиблись они на этот раз: оберегая покой страны сегодняшний, они ставят под удар покой будущий. Как быть? К кому еще обратиться за поддержкой? Только к народу. Его слово будет решающим. И великий князь назначил вече.
Народ собирался вяло. Это объяснялось в первую очередь тем, что на юге Руси народные собрания созывались крайне редко, только в исключительных случаях, и народ привык, что за них все вопросы решали князья. К тому же неповиновение какого-то малоизвестного захудалого князя из городишка, имя которого многие никогда не слышали, мало кого беспокоило.
– Ну что, будем начинать или еще подождем? – спросил Мстислава посадник.
Мстислав, оглядывая жидкую толпу, ответил неопределенно:
– Может, чуточку повременим?
– Кого ждать? Глянь на улицы: пусты, ни одного человека...
– Тогда начинай.
Посадник сразу предоставил слово Мстиславу. Великий князь коротко рассказал, как нарушил закон о престолонаследии сновский князь Всеволод и к каким бедам может привести этот, казалось бы, незначительный поступок.
– Появятся десятки обиженных племянников, которые примутся свергать с престола своих дядей, и вновь полыхнет по стране смута, – заключил он.
Вече после его слов долго молчало. Наконец какой-то одинокий голос выкрикнул:
– А он что, этот Всеволод, твой зятек, что ли?
– Дочь моя за ним, – не стал отрицать Мстислав.
– Чего же ты в своей семье-то не можешь разобраться, а к вечу обратился?
– Потому что случившееся является не семейным делом. Это касается всех нас, русичей.
– Я бы не сказал! – выступил вперед боярин Ярик. – Произошло на земле черниговской, а там издавна руководят Святославичи, которые всегда были врагами киевлян. С какой стати идти нам и проливать кровь только из-за того, что подрались между собой эти самые Святославичи? Пусть дерутся на здоровье, хоть все друг друга поубивают. Для нас врагов будет меньше, значит, и жить спокойней.
– И сколько будут длиться княжеские усобицы? – выкрикнул кто-то.
– Войны и войны! Сил уже не хватает! – поддержал другой.
– Никуда мы не пойдем!
Вече единогласно выступило против похода в черниговскую землю.
Вечером Мстислав совещался с братом.
– Ты – великий князь, тебе и решать, – говорил Ярополк. – Отец наш не колебался в подобных случаях. Он был скор на расправу.
– Может, в молодости. Но в последние годы был осторожен и меня к этому призывал. Помнится, в 1116 году полоцкий князь Глеб вторгся в смоленские земли, разорил дреговичей. Очень хотелось наказать мне его! Но отец остановил меня словами, что много мы пролили русской крови, многих соплеменников согнали с родной земли... Может, и мне воздержаться на сей раз, если все возражают против похода?
Никому не говорил Мстислав, но все догадывались, что в сомнениях его большую роль играла не кто иная, как дочь Пригожа, против семьи которой надо было направлять войска...
Так или иначе, но поход на Чернигов Мстислав отменил, Всеволода не наказал, бывшему черниговскому князю Ярославу выделил расположенный на отшибе далекий лесной Муром, где тот и прокняжил до последних дней своих.
Но Мстислав до конца своей жизни раскаивался в своем решении, и недаром: после его смерти усобицы тотчас приобрели особый, отличный от прежних раздоров характер. Раньше ссоры проистекали главным образом от изгойства, от того, что осиротелые при жизни дедов или старших дядей князья не только исключались из старшинства, не только не получали отцовских волостей, но часто никаких земель, и шли воевать.
Теперь же началась новая борьба, борьба племянников с дядьями; допущение Мстислава произвело сильную смуту по всей необъятной Руси, с которой не смогли справиться последующие за Мстиславом великие князья, что явилось одной из важных причин распада страны на самостоятельные княжества.
Но это будет потом. Сейчас же важные события потребовали присутствия Мстислава на другом конце страны. Чем половцы были для южной, тем литва и чудь являлись для северо-западной Руси. Прикрываясь трущобами и болотами, они совершали неожиданные набеги, грабили и жгли селения и тотчас скрывались в бескрайних лесах. В 1131 году Мстислав подтянул к владениям беспокойных соседей войска своих сыновей Всеволода, Изяслава и Ростислава, а сам двинул великокняжескую дружину. Летом идти в лесной край было бесполезно, чудь и литва могли укрыться в любом лесном логове, им были открыты все водные и сухие пути, знакомы каждая протока, каждая гать на болоте, каждая тропинка спасала их от неприятеля. Мстислав выбрал для нанесения удара зимнюю пору. По примеру своего отца, покорившего лесное племя вятичей, он заслал в земли неприятеля лазутчиков и разузнал, где расположены укрепленные поселения, внезапным ударом занял основные из них и завез туда всякого припаса; одновременно укрепил и усилил их. Опираясь на эти крепости, он стал методично и неумолимо направлять свои войска против остальных селений неприятеля. Это была медленная, изнуряющая борьба, но в конечном итоге враг лишился крова над головой и продуктов питания. Наконец в нескольких сражениях чудь и литва были разгромлены и вынуждены были покориться. По миру, заключенному с ними, Мстислав добился отказа их от нападений на Русь.
Теперь можно было снова обратить свои взоры на юг, где, пользуясь его отсутствием, вновь поднялись половцы, короткими набегами терзая пограничные волости. Дав отдохнуть войскам от беспрерывных боев с лесным народом, он в 1132 году двинулся к половецкой границе. Но на полпути ему неожиданно сообщили о нападении полоцкого князя Давыда на Минск.
XXX
Сын Росавы Светозар вырос высоким и пригожим. Втайне опасалась Росава, что отцовская ущербность отразится на нем, но Бог миловал, княжич был умным и рассудительным юношей и все чаше вместе с родителями принимал участие в решении государственных дел. Красота его не давала покоя девушкам, не было отбоя от невест. Но Росаве хотелось сосватать ему невесту из знатного княжеского, а может, и королевского рода.
Как-то по пути из Новгорода остановились поляки. Большая часть из них были купцами, но трое оказались знатными шляхтичами, по поручению короля Болеслава решавшие какие-то государственные дела в русском княжестве. Старший из них, воевода Сбыслав Кшесиньский, проникся особой симпатией к князю Михаилу и Росаве. Он охотно и подолгу беседовал с ними, а потом пригласил к себе в горницу Светозара и целый вечер не отпускал от себя. На прощание сказал Михаилу и Росаве:
