отламываются от карниза в самые неожиданные моменты. Их удар при падении на нижележащий склон часто вызывает лавины. Но в любом случае куски карниза опасны и сами по себе.
Вряд ли кто-нибудь из очевидцев забудет, как глава Олимпийской горнолыжной комиссии Вилли Шеффлер проехал на лыжах через карниз на КТ-22. Он был по крайней мере в трех метрах от края. Внезапно большой полукруглый кусок карниза оторвался в трех метрах от его лыжни. Лишь скорость движения спасла его от того, чтобы улететь вниз вместе с карнизом. Мы измерили упавший кусок. Расчеты показали, что его масса составляет 20 т, причем подвешен он был столь деликатно, что для того, чтобы сорвать его, оказалось достаточно тяжести человека.
Во время Олимпийских игр мы боролись с карнизами прямым методом — подрывали их. Но так же, как артиллерийские снаряды, взрывчатка стоила слишком дорого, и применение ее было возможно только в особых случаях. Борьба с карнизами должна была заключаться в том, чтобы изменять направление снего- ветрового потока над гребнем и тем самым избегать завихрений на подветренном склоне.
Мы с Уилсоном решили испытать заборы, поскольку проще всего изменить направление потока ветра или воды с помощью поставленной поперек него плотины. С самого начала мы отвергли обычные снегозащитные заборы из дерева и проволоки, которые можно видеть вдоль шоссейных дорог. Их было легко достать, и стоили они недорого, но вряд ли они могли выдержать ветер, дующий иногда на Скво-Пике. Возникла обычная необходимость импровизации. Разгребая груды имущества, оставшегося от Олимпийских игр, мы нашли то, что искали: кипу тяжелых перфорированных стальных панелей длиной по два метра и шириной в полметра. Из них во вторую мировую войну собиралась временная посадочная площадка для самолетов. Такие панели мы использовали для настилки полов на наших орудийных площадках.
В качестве района испытаний была избрана седловина между Скво-Пиком и Форт-Самтером. Карнизы были великолепны и легко доступны — на подъемнике зимой и по грунтовой дороге летом. Поскольку длина карниза составляла примерно 800 м, можно было легко определить эффект коротеньких заборов. Мы установили наши первые испытательные панели на различных расстояниях от гребня хребта, измерили и сфотографировали их и стали ждать результатов.
Ветер весело взялся за работу, пытаясь сбросить заборы, но стальные панели не собирались шевелиться. Тогда ветер, видимо, сказал себе: «Ну, что же, я заполню эти дырочки льдом». Заборы стояли невозмутимо. «Хорошо же, что не может быть сбито, может быть погребено». Погода выкатила свою снежную артиллерию. Эти первые заборы действительно оказали ощутимое влияние на образование карнизов. Но ветер вскоре занес их снегом. Как только это случилось, ветер, фигурально выражаясь, пожал плечами и снова принялся сооружать волны из снега.
Обдумывая все это, мы с Нормом пришли к нескольким выводам. Мы нащупали путь. Но наши вертикальные заборы сами наносили себе поражение. Они создавали турбулентность по обе стороны, и снег отлагался на гребне хребта. Это было не то, чего мы добивались: нам нужно было, чтобы ветер проносил снег над гребнем и откладывал его на подветренном склоне, а не лепил из него карнизы и не громоздил его на вершине. А что будет, если мы установим наши заборы наклонно?
Если наше предчувствие верно, то, отразившись от наклонного забора, снего-ветровой поток будет плавно подниматься до определенной точки, а затем начнет падать, закручиваясь. Другими словами, поток будет использовать наш забор как трамплин для прыжка. Мы проверили эту идею следующей зимой, и результаты оказались необычными. На протяжении всей зимы за нашими наклонными заборами карнизы не возникали. Следующим шагом должна была стать установка заборов для предотвращения образования всего карниза. Жертва была уже Выбрана. К сожалению, этот шаг никогда не был нами сделан по причинам, не относящимся к данной истории. Когда-нибудь исследователь наткнется на наши заметки и продолжит начатое нами дело.
На верхнем снимке вертикальные заборы на переднем плане, наклонные — на заднем. На нижнем снимке виден результат: вертикальные заборы засыпаны снегом, особенно велики его скопления на гребне, что создаёт благоприятные условия для возникновения карнизов; наклонные заборы способствуют отложению снега на подветренном склоне. Обратите внимание на карнизы, образовавшиеся в промежутке между испытательными участками.
Наряду с измерением температуры на расстоянии мы с Норманом решили и более трудную задачу: предохранение приборов, измеряющих ветер, от обледенения. Отличительный признак любой метеорологической станции — это чашечный анемометр, прочный и надежный прибор. Но он не может работать, если его покрывает слой льда в 15 см толщиной. Число отказов анемометров на Скво-Пике было почти стопроцентным.
Было очевидно, что прибор надо подогревать. Однако нелегко подогреть предмет, который должен стоять совершенно открыто и вертеться на ветру как сумасшедший. Мы решили, что лучше всего использовать инфракрасные нагревательные лампы. Инфракрасные лучи распространяются прямолинейно от источника до первого твердого объекта и нагревают этот объект. Потери на рассеяние между источником и объектом невелики.
Человек, снабжавший нас электротоварами, пришел в ужас, когда я изложил ему наш план. Он считал, что время жизни нагревательных ламп, открытых снегопаду, будет измеряться минутами. Но к всеобщему удивлению погода на них не влияла. Скоро мы перестали убирать лампы во время хорошей погоды. Ослепительно сверкая, они простояли на гребне всю зиму. В ясные ночи их красные глаза были видны за много километров. Прошло довольно много времени, прежде чем нам перестали звонить, сообщая о том, что на вершине Скво-Пика кто-то подает сигналы бедствия.
Лампы великолепно боролись с обледенением в условиях Сьерра-Невады. Они очень помогали нам. Но однажды во время сильнейшего и, конечно, наиболее интересного из буранов регистратор ветра в штаб- квартире внезапно прекратил свое деловитое пощелкивание. Норм пожал плечами и сказал: «Вычеркни один анемометр». Теперь я убежден, что для создания прибора — измерителя ветра совершенно необходим принципиально иной подход; первым требованием которого являются малый размер прибора И отсутствие в нем движущихся частей. Я не думаю, что это превосходит возможности современной техники, способной измерять электронные бури в космосе. Нужно лишь убедить кого-то, что эта работа заслуживает внимания.
Ведь лишь убедив кое-кого, что цель заслуживает специального проекта, я добился изготовления аваланчера. Это было моим последним достижением за время работы сотрудником Лесной службы. Главное, что мне пришлось делать, это обхаживать, приставать и запугивать. Аваланчер — орудие, стреляющее сжатым воздухом. Самая последняя модель способна забросить килограммовый снаряд на любое расстояние от 100 м до 2,5 км. Она выглядит как нечто среднее между герметически закрывающейся кастрюлей и дымовой трубой старого образца. Это первое действительно эффективное устройство, специально предназначенное для стрельбы по лавинам.
Для создания такого орудия существовало несколько важных причин. Хотя безоткатные орудия были великолепным оружием, у них были и существенные недостатки: много осколков при взрыве, мощный выброс газов назад, сотрясение опоры и высокая стоимость боеприпасов. Имелось и еще одно, более серьезное обстоятельство. Армия предупредила нас, что время этих орудий кончилось. С военной точки зрения они устарели. Запасные части и боеприпасы к ним уже больше не производятся.
Когда все это стало нам известно, мы с Нормом Уилсоном решили действовать постепенно. Безоткатные орудия не выбрасывались на свалку послезавтра, а у нас были более насущные нужды. Нам было нужно устройство, бросающее противолавинные бомбы на промежуточные расстояния, т. е. за пределы досягаемости руки человека, но ближе, чем это допустимо для безоткатного орудия из-за множества осколков, образующихся при разрыве его снаряда. В горнолыжном районе существует много целей такого типа, лежащих на расстояниях между 100 и 400 м, опасных и труднодоступных, если пытаться достичь их пешком. Это и была наша первая цель — устройство, которое могло метать снаряды на расстояния до 400 м.
