«Пусть часть этих спасателей будет здесь. Если мы что-нибудь обнаружим, нам будут нужны люди».
Нас было четверо, все профессионалы: я, Норм Уилсон, Лерой Хилл и Дик Персон. Буран чуть-чуть ослабел. Нижняя граница облаков находилась на высоте 60 м, а раньше они стелились прямо по земле. Горизонтальная видимость была около 0,5 км. Но снег все еще падал, и каждая снежинка была как миниатюрная ледяная губнасыщенная водой. Мы договорились о расписании радиосвязи кодовых фразах и набросали примерный маршрут на карте полковника: вверх по западному склону ущелья до Хорстейл-Фоллс в верховьях каньона и вниз по восточному склону.
«Это ущелье действительно такое глубокое и крутое, как показано на карте?» — спросил я.
Из нас только Норм был в Пирамид-Каньоне при хорошей видимости. Он взглянул на меня и ответил: «И даже глубже».
Весь этот день мы шли на лыжах вверх и вниз, туда и сюда, через лесные завалы, сквозь заросли кустарника, чьи покрытые снегом ветви шлепали нас, как мокрые полотенца, балансировали на рыхлых снежных мостах. Мы переходили по одному через свежие отложения лавин. Идущий сзади все время смотрел вверх по склону горы. Правда, его предупреждение мало помогло бы, если бы лавина обрушилась на нас из-за облаков. Каждые полчаса я доставал радио.
«База, это поисковая партия. Продолжаем действовать согласно плану». Кодовая фраза. Если бы я сказал: «Продолжаем действовать согласно наметкам», это означало бы, что мы что-то нашли.
«Поисковая партия, вас понял».
Странный ветер был в этом ущелье: он лился вниз со всех склонов, как вода. Я представил себе, как этот поток давил на легкий самолетик. Вероятно, словно гигантская рука прижимала самолет к земле. Даже реактивному истребителю было бы трудно подняться отсюда и перелететь через Хорстейл-Фоллс. А что если они попытались повернуть назад? У обрывов Хорстейл-Фоллс вихри ветра подняли облака еще выше. Мы вытащили бинокли и стали тщательно просматривать каждое висячее снежное поле, каждое нависающее дерево.
Казалось несомненным, что летавшие потерпели аварию в ущелье. Это не очень большая территория. Если бы только видимость была получше… И этот полутораметровый слой снега, нарастающий с каждым часом. Если самолет разбился или упал плашмя, то мы могли проехать на лыжах поверх него. Мы могли только искать и надеяться и занимались этим десять часов. Но их же специально обучали, как выжить в любых условиях. Может быть, они еще живы и могут услышать нас. Может быть, им повезет. Когда мы вернулись к шоссе, облака снова стелились по земле и неослабевающий снег заносил наши следы. Наши куртки были все облеплены снегом, в ботинках хлюпала вода.
На следующий день погода была такой ужасной, что полковник отменил все операции. Мы были рады случаю отдохнуть, обсушиться и подремонтировать снаряжение. Это был последний натиск бурана. Он кончился ночью. Рассвет 7 мая был холодным и ясным. Самолеты Уже гудели над нами. И вертолеты тоже вернулись. Нас было теперь шестеро: Отуотер, Уилсон, Хилл, Уэс Шиммельпфенниг, Дик Миллер, Уолли Болленджер.
Вертолеты поднимали нас попарно и забрасывали в острова столь густого леса или в такие глубокие отроги ущелья, что их невозможно было осмотреть с воздуха. Нас опускали среди групп летних домиков, расположенных по берегам высокогорных озер. Мы снова и снова поднимались и садились. Они были великолепные пилоты эти водители спасательных вертолетов. Они проскакивали бочком между деревьями и валунами к выбранным нами местам и удерживали свои ревущие металлические чудовища менее чем в полуметре от поверхности снега, пока мы карабкались внутрь или выпрыгивали наружу. Возвращаясь после обследования последнего участка, я заметил какую-то прямую черную линию, проглядывавшую из-под снега. Вероятнее всего, это был ствол упавшего дерева, но могло быть и крыло самолета.
Вертолет пробирался по узкому коридору между обрывами в верховьях ущелья. Я сказал по переговорному устройству: «Эй, пилот, не можете ли вы пролететь над этим последним кусочком еще раз? Я хотел бы взглянуть на него снова».
Я ожидал, что он выведет машину из коридора и повернет над главной частью ущелья. Он же рванул вертолет на 90°, задрав нос машины в небо, в результате чего поток воздуха от лопастей резко отразился от обрыва, затем повернул еще на 90° и выровнял машину.
«А теперь, патрульный, где то, что вы хотели бы посмотреть еще раз?» — спросил пилот.
Оправившись от испуга, я сориентировался и указал ему нужное место. Это оказался ствол дерева.
Когда я в этот день вернулся домой, мне уже дважды звонил мой начальник из Лесной службы. Он орал на меня. Я не верил своим ушам: «Не соответствует нашей политике… поисково-спасательные работы входят в обязанности окружного шерифа… служащие Лесной службы не имеют права летать на военных самолетах… если вы пострадаете, Лесная служба не оплатит вам больничный лист…»
Я мог бы многое ответить. Например, повторить, что сказал окружной шериф, или сослаться на кодекс безопасности, принятый Лесной службой, где указано, что сотрудники службы должны принимать участие в поисково-спасательных работах. Кстати, для внешнего мира лесной патрульный — это человек леса и гор, человек, к которому обращаются, если кто-то потерялся, заболел или получил травму в дикой местности. И на это есть серьезные основания. Сотрудники Лесной службы спасли бесчисленное множество людей. Они отыскивали их в дикой местности, снимали со скал, вылавливали из рек, озер и болот, накладывали им шины при переломах и перевязывали раны, откапывали их из лавин. В калифорнийском управлении что-то было не так.
Я был слишком ошеломлен, чтобы сказать что-нибудь. Через день операция Туин-Бриджес была прекращена. Когда весеннее солнце растопило большую часть снега того позднего бурана, какой-то рыбак нашел разбившийся самолет. Он был как раз там, где мы предполагали, на дне Пирамид-Каньон. Мы в самом деле могли почти проехать над ним на лыжах. Слава богу, летчики умерли сразу же, от удара.
14 мая, через неделю после прекращения поисков, произошли два события, одно из которых важно для меня, но является не более чем подстрочным примечанием в истории лавин Америки. Я продемонстрировал группе официальных представителей Лесной службы аваланчер, стреляющий почти на 1200 м. В то же самое время я был извещен, что должность специалиста по зимнему отдыху и контролю за лавинами сокращена. В переводе с бюрократического языка это означало: «вы уволены».
Случайно или нет, но конец моей 18-летней карьеры сотрудника Лесной службы не был торжественным, а ведь сама эта карьера была захватывающей. Я так же не мог этого понять, как не понял, почему эти двое сумасшедших полетели в буран в узкое ущелье.
И для профессионала, и для добровольца есть что-то чрезвычайно властное в призыве о помощи в отдаленном районе. Это чисто человеческая реакция. Человек — единственное создание на земле, которое может добровольно и сознательно рисковать собственной жизнью, чтобы спасти жизнь другому. Но нигде в мире эта реакция не бывает более сильной и незамедлительной, чем на севере. Почему так происходит, легко понять, глядя из пластмассовой кабины вертолета или из окна самолета.
Север так велик и так безлюден. Следы, оставляемые редкими судами, быстро исчезают в бескрайних водных просторах. Серебряные ниточки тянутся от ледников, сливаясь в большие пустынные реки, и на их берегах нет дорог. В горах опытный глаз может разглядеть отвалы и ржавеющие канатные дороги заброшенной шахты или же блестящие металлические крыши новой. На альпийском лугу летчик автоматически замечает одинокую хижину траппера, которая может ему пригодиться. Ведь он знает, что в долгих перелетах между поселениями, с того момента как он проходит точку, откуда уже нельзя вернуться, у него мало шансов выжить в одиночку, если случится вынужденная посадка. Кто-то должен прийти и помочь ему.
Слабый голос, сообщавший о лавинной катастрофе в захваченном бураном Ледюк-Кемп, был услышан в Кетчикане на Аляске, в Принс-Руперт в Британской Колумбии и даже за 800 км в Ванкувере. Он послужил толчком для начала поисково-спасательных работ, которые являются классическими не только по интернациональному характеру, числу занятых людей и количеству использованного снаряжения, но и потому, что при этом произошли совершенно исключительные события. Определяющим фактором здесь была география.
Западная граница севера Британской Колумбии и юга Аляски представляет собой обрывающийся в
