отца. Не было и не могло быть тогда у него той опоры в душе, с которой смело умирают в семеновских застенках большевики и люди, горячо сочувствующие им.
XVI
Никифор и Арсений Чепаловы послушались отца и решили отстать от дружины. Выждав, когда Каргин с дружинниками оставили поселок, они запрягли в тарантас и бричку две пары лучших своих лошадей и пустились в бега. Сергей Ильич и Арсений ехали в тарантасе, а Никифор с двенадцатилетним сыном Пашкой в бричке.
Отъехав верст десять на юг от Мунгаловского, они услыхали впереди орудийную стрельбу. Ехать дальше было явно рискованно. В полной растерянности остановились они на дороге, не зная, что предпринять.
— Худо дело, — сказал Сергей Ильич. — И дернул же нас черт замешкаться. Прямо ума не приложу, куда теперь путь держать.
— А давайте махнем в Синичиху, — предложил Никифор.
Сергей Ильич подумал и согласился.
Синичихой называлась узкая горная падь к юго-востоку от Мунгаловского. Со всех сторон Синичиха была сдавлена крутыми, красными от залежей охры сопками. Непрерывной лентой тянулся в ней черный дремучий колок. Колок был заболочен бьющими во многих местах из сопок ключами… В самой вершине, где сбегались в падь глубокие, как овраги, распадки, у колка, стояла заимка мунгаловских богачей Барышниковых.
Перевалив через высокий Услонский хребет, Чепаловы в сумерки приехали на заимку. На заимке ухаживали за скотом барышниковские работники — старик Самуил Кобылкин и подросток Гришка Тяпкин.
Сергей Ильич первым делом отозвал в сторону Самуила и велел ему наказать Гришке держать язык за зубами, если на заимку приедут красные.
— Мы на тот случай в колке спрячемся. А вы смотрите сдуру не обмолвитесь, а не то плохо тебе будет, — пригрозил он старику, вытащив из-за пазухи семизарядный «смит-вессон».
Никифор с Арсением распрягли лошадей и отвели их подальше в колок, где привязали к деревьям и дали им сена. Потом закатили в колок бричку с тарантасом. Тем временем Сергей Ильич с Самуилом изготовили на ужин котел галушек.
Поужинав, Никифор с Арсением ушли ночевать в колок, а Сергей Ильич и Пашка остались в зимовье с работниками. Скоро работники и Пашка уснули, но Сергей Ильич решил не спать до утра. То и дело выходил он из зимовья послушать, не подъезжает ли кто к заимке.
Уже брезжил серый утренний свет, когда услыхал он приближавшийся от устья конский топот. В диком страхе метнулся он в зимовье, разбудил Самуила и строго-настрого наказал говорить всем, что, кроме них с Гришкой, никого из посторонних нет на заимке. За это пообещал он Самуилу фунт байхового чая и новые ичиги.
— А внучонка-то разве тут оставляешь? — спросил перепуганный не менее его Самуил.
— Пусть спит. Скажешь, что это тоже работник.
— Да ведь он в сапогах…
— Сними ты их с него, ради Бога… Сделай все как полагается, а уж я тебя отблагодарю. — И Сергей Ильич выбежал из зимовья.
Никифора и Арсения нашел он у коней. Они надевали трясущимися руками на конские морды брезентовые торбы с овсом, чтобы кони не вздумали ржать.
— Ну, молитесь Богу, чтобы пронесло, — сказал он сыновьям и велел прятаться.
В поисках убежища понадежней забились они в такую чащу, где было темно, как в сумерки, в самый ясный день. Сергей Ильич нашел огромный ледяной бугор, полый внутри.
Этой зимой ключевая вода вспучила мерзлую наледь, разорвала ее с пушечным гулом и разлилась по колку. Теперь же подмытый с одного края бугор обломился. Обломившийся лед растаял и открыл вход в длинную низкую щель. С потолка ее свисали ледяные сосульки, и вся она была загромождена кочками, пнями и стволами деревьев. От этого было в ней постоянно темно.
Сергей Ильич ползком забрался в щель как можно дальше от входа и затаился, привалившись спиной к одному из пеньков.
Шестая сотня Второго партизанского полка шла из деревни Ивановки на Мунгаловский не по тракту, а напрямик, через Хребты. За проводников в ней были Семен Забережный и присоединившийся к партизанам Прокоп Носков, хорошо знавшие местность во всей округе.
На рассвете эта сотня и подошла к барышниковской заимке. Увидев во дворах скот, партизаны поняли, что на заимке живут.
— Надо тут пошукать, — сказал Семен Прокопу. — Может быть, тут кто-нибудь из Барышниковых обретается. Хорошо бы сцапать хоть одного из них.
Попросив у командира сотни разрешения заглянуть на заимку, Семен с Прокопом подъехали к зимовью. Сотня же спешилась на перекур возле прясел гумна.
— Эй, кто есть живой в зимовье — выходи! — крикнул Семен, не слезая с коня, держа наизготовку японский карабин.
Тотчас же в дверях показался трясущийся от страха Самуил Кобылкин. Разглядев Семена и Прокопа, он, обрадованный, перекрестился:
— Ну, спасибо Создателю…
— За что ты Бога благодаришь? — усмехнулся Семен.
— Да ведь как же не благодарить-то. Про красных говорили, что у них сплошь все татары и китаезы.
— Ты что, один здесь живешь?
— Нет, Гришка Тяпкин со мной.
— А Барышниковых тут нету?
— Нету, нету, они ведь в дружине ходят.
Семен слез с коня, вошел в зимовье, заглянул под нары и за печку. Гришка и Чепалов Пашка мирно похрапывали на нарах, накрытые одной дохой.
— А это кто еще с Гришкой спит?
— Это… — запнулся старик. — Это, паря, младший сынок Степана Барышникова.
— Что же ты тогда говорил, что, кроме вас с Гришкой, никого нет?
— Да забыл я от растерянности.
— Ну, ну… — протянул Семен и вышел из зимовья. У него родилось подозрение, что раз тут сынишка Степана, то, возможно, и сам Степан скрывается здесь.
— Ну, скоро вы? — окликнул его командир сотни. — Надо двигаться дальше.
— Обожди минутку. Тут, паря, белым духом тянет. — И Семен направился во дворы. Потыкав шашкой в омет сена и в кучи навоза, он взглянул под поветь, в телячью стайку и, разочарованный, вернулся назад. Было уже достаточно светло, и его внимание сразу привлекла лежавшая на земле крашенная киноварью и золотом конская дуга с медным витым кольцом. Он поднял ее и увидел на концах ее золотые буквы «С.Ч.».
— Знакомая дуга-то. Откуда она здесь взялась? — спросил он зачужавшим голосом Самуила, у которого мелко-мелко стали подрагивать колени и побелело лицо.
Семен схватился за шашку, пошел на него:
— Ты что мне голову морочишь, холуй барышииковский? Без головы захотел остаться? Давай лучше подобру говори, кто здесь из Чепаловых прячется.
— Из Чепаловых? — изумился Прокоп и спрыгнул с седла.
Тогда Самуил с решимостью отчаяния принялся громко шептать Семену:
— Все тут. Все до одного, паря… В колке прячутся. Только не говори ты, ради Христа, что я об этом сказал…
— Ладно, не трясись, черная немочь. Жить теперь Чепаловым осталось столько, сколько мы искать их будем, — сказал Семен, и они побежали с Прокопом к командиру сотни.
Через пять минут вся сотня начала прочесывать колок, а по закрайкам его на всем протяжении встали конные часовые. Они прислушивались к малейшему шороху в чаще, чтобы Чепаловы не выскользнули из
