сексопатологу.
Потом он совсем испугался, что она сама догадается, зачем он расспрашивает, ведь он зачем-то к ней пришел, а получалось, что только за этим вот разговором.
Тогда он поймал момент и потащил ее за руку в спальню, как бы шутливо, но очень настойчиво, а она как бы шутливо сопротивлялась и как бы говорила, что без Ирки не будет, но все равно легко дала снять с себя халат, а под халатом не оказалось даже трусиков. Он тоже разделся, но она отослала его сначала в ванную, а потом уже пустила к себе в постель и они лежали рядом, словно муж и жена, словно сын и мать, словно любовник и любовница, продолжая говорить то об одном, то о другом, пока в своих обоюдных поглаживаниях не оказались обеими руками у нее между ног.
? Не мешай, ? прошептал он, ? дай я это еще раз почувствую.
? Что? ? тем же шепотом спросила она.
? Я не знаю, как это выговорить…
? Прям так, как чувствуешь, любыми словами, хоть ругливыми, ? совсем заинтриговалась она.
? Понимаешь, наверное, это у всех мужиков такое чувство… ну, как тебе это сказать… когда знаешь, что к этому месту близкой тебе женщины ради ее же удовольствия совсем недавно прикасался другой мужчина… ну, в ее коже, волосиках, слизистой оболочке… что-то изменяется, они как бы другие на ощупь становятся… Вот и с тобой так же, как с Иркой после Димки, ? к чему ни дотронусь, вот к этой травушке, к этим мягким угодницам, к этому стебельку, к этим мятинкам, этой вот мягкой луночке, и этой луночке тоже, ? все стало как бы неуловимо иным, и я вроде бы как на самом деле чувствую их недавнее вожделение и наслаждение чужой плотью.
? Правда? А если не знаешь?
? Не помню больше такого ощущения. А ты думаешь, Ирка и до этого кому-то давала?
? Нет. Не давала. Я бы почувствовала. Даже скорее, чем ты.
? А этому Димке и в самом деле дала?
? Да.
? А как ты об этом знаешь? Ты его видела?
? Нет. Я чувствую.
? Ты и Светланку так чувствуешь?
? Светланка еще ребенок. А что со Светланкой?! ? вдруг с тревогой вскрикнула она, вскакивая с места. ? Что-то случилось?
? Да нет, конечно. Я так спросил, к слову.
? Мне что-то очень тревожно за нее стало последнее время…
? Еще бы. Такой возраст начинается. Ляг. Можно я ее поцелую?
? Конечно. Она ведь теперь твоя. Можешь делать с ней все, что захочешь.
? А Борис?
? Сначала поцелуй.
Она поразительно точно предчувствовала каждое намерение его губ и языка, каждое движение его рук, желающих что-то изменить в ее позе; она замирала, когда он этого хотел, напячивалась на его язык, когда он только успевал об этом подумать; разводила руками губы или растягивала их в длину, раздвигала, поднимала, забрасывала себе за голову свои ноги, поворачивалась на бок и делала ногами и руками немыслимые развороты тела с непременно выпяченной к его губам своей гладенькой красавицей; выставлялась к нему задом так, что вместе с бедрами он легко обнимал ее опущенную к постели спину, а ее груди чувствовал коленями между ее колен, и растягивала потом руками свои ягодицы так, чтобы ему удобно было ухватывать губами ту самую дырочку, которую она совсем недавно приказывала ему губами никогда не трогать. И при этом совсем тихо, но упоительно сладко постанывала всем своим телом.
А когда он, наконец, уложил ее на спину с подушкой под ягодицами, она так широко расставила ноги, что губы разошлись чуть ли не на пять сантиметров и обнажили настежь открытый вход в сокровищницу. Как мягко и ласково она принимала его в себя… Как бережно сводила потом ноги, словно укладывая его в такое родное ему, теплое гнездо… А потом призвала его себе на грудь, обняла, тихо прошептала: замри милый, и тут же стала пульсировать влагалищем, наполняясь горячей влагой.
Он был неподдельно счастлив и даже забыл на некоторое время об их общем горе.
? Ты только не спускай сегодня, хорошо?
? Тебе нельзя?
? Можно. Мне всегда можно. Когда только захочешь. И куда захочешь. Хоть в попу засунь и спускай, я только визжать от радости буду.
? Тогда почему?
? Ирочке оставь.
? У меня и на нее хватит.
? Нет. Не хватит. Тебе сегодня ее всю залить надо. С ног до головы.
? Зачем?
? Сделай так. Я тебя прошу. Она сейчас очень ревнует.
? К своей любимой маме? ? удивился он. ? Совсем нет. Ты же сама видела.
? Ты не обижайся на то, что я скажу. Не знаю, смогу ли я это правильно выразить словами… Одно дело, когда ты меня обласкал и обогрел, и совсем другое, ? когда сделал это ради собственного оргазма. Совсем другое. Это совсем разные явления. То, что ты меня обласкал и дал возможность насладиться, вызовет у нее радость, ? понимаешь, это на самом деле только чуть больше, чем если бы ты просто меня обнял, или ласково погладил по руке, или поцеловал в щечку, или приятно похлопал по попе. Ты сделал все то же, только вошел для этого внутрь меня. Там ведь то же самое тело, что и мои плечи, мои щеки, моя рука. Одно и то же тело. И то, что тебе так приятна ее мама, тоже ей в радость. А оргазм… это только для нее. Для единственной.
? Но ведь я при ней тебе спускал. Она радовалась этому. Я видел и чувствовал.
? Да. Ведь она дарила мне тебя. Знаешь как приятно делать подарки близким людям. Даже приятнее, чем их получать. Особенно если наяву видишь неописуемый восторг. Ты все-таки сделай, как я прошу.
? Хорошо.
? Только не выходи. Будь там. Сколько сможешь долго.
? Конечно. Хоть всю вечность.
Господи, как она до этого додумалась? 'Там ведь то же самое тело, что и плечи, и щеки…' Почему он не додумался до такого сам, когда ему казалось, что он оскверняет свою дочь? Ведь это в самом деле так просто и ясно.
Так просто и ясно. И вовсе он ее не осквернил. Только ближе стал. На целую вечность.
? А при ней можно?
? Когда-то можно, а когда-то нет. Мы почувствуем. Если ты не почувствуешь, она скажет тебе.
? Ирка?
? Нет. Моя…
? Ой! ? еще ниже наклонился он к ней. ? Я так и без разрешения выльюсь.
? Прости. Это я… как Сережке своему, ? совсем тихо прошептала она.
? Нет. Наоборот. Говори так. Называй ее так. Мне нравится. Очень нравится. Иди ко мне. Ближе. Ближе. Подними, подними ее. Что она чувствует? Говори, говори.
Она стала задыхаться от нового прилива страсти.
? Витенька, сыночек мой… Все чувствую… Выливай… ты слышишь, она говорит тебе то же самое… слышишь?.. чувствуешь?.. Лей… лей…
? Да, ? выдохнул он, ? слышу…
? Нет. Подожди. Родной мой. Лучше в Ирочку. В доченьку мою. Пожалуйста…
Он бы не сумел сдержаться, если бы вдруг не вспомнил, зачем он на самом деле пришел. В доченьку мою. Доченьку мою. Доченьку.
И он опал.
Они пролежали без движения несколько минут. Молча. Он в ней, она в нем.
А когда почти успокоились, он спросил:
? Он все еще в тебе? Сергей.
