– Я получил не менее четырех шифрограмм только за утро. Мы готовы, но все зависит от проклятого Эрнста. Что вы можете сказать про него, сэр? Я не так хорошо знаю его, а ваша служба, как известно, специализируется на людских слабостях.
Резидент тонко улыбнулся, польщенный похвалой.
– Я уже докладывал. Он умен, но слаб духом, это известно многим. Его жестокость – от слабости. Он может обстреливать Белград из крепостных пушек, но решиться пойти против Российской империи…
Генерал встал.
– Я поеду во дворец. Немедленно.
Генерал быстро прошел в свой кабинет, надел привычное ему пальто, так называемый trench-coat, в мае было еще не так жарко, чтобы выходить без пальто, да и дождь мог полить. Спешно перебрал бумаги, отбирая нужные в планшет, – планшет он тоже предпочитал старого образца, офицерский. Задумался: что не взял еще? Вспомнил – достал из стола большую, граммов на триста, серебряную, обтянутую кожей флягу, щедро плеснул туда шотландского односолодового виски, немного подумал – и долил спирта из мензурки. Не для себя – для императора.
Все…
Быстро вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь. Спустился вниз по лестнице, толкнул дверь людской.
– Сид!
Старый вояка, уже седой как лунь, но все еще крепкий уроженец Шотландии, бывший его ординарец и телохранитель, не расстававшийся с «маузером», лихо вскочил с походной койки.
– Генерал, сэр! – щелкнул каблуками он.
– Мы выезжаем.
– Есть, сэр!
Когда генерал вышел во внутренний двор, массивный черный «Даймлер» уже ждал его с открытой дверью…
– Во дворец, Сид. В новый.
– Да, сэр!
Захлопнулась солидная дверь – все-таки кузовщики Британии лучшие в мире. Этот «Даймлер» был оснащен сделанным вручную на фирме «Маллинер» кузовом, у которого двери пассажирского салона открывались против движения. Очень удобный и комфортабельный автомобиль.
Мотор работал почти неслышно, Сид крякнул клаксоном, требуя поднять шлагбаум. Машина прокатилась под темной, неосвещенной аркой, выкатываясь на свет, и генерал и его адъютант посмотрели влево: машина выезжала вправо, и надо было посмотреть, свободна ли дорога.
А увидели они там неизвестного молодого человека, среднего роста и хорошо одетого, с искаженным ненавистью лицом. В руке у него было то, что генерал мгновенно опознал как связку гранат.
– Живео Сербия! – двойные стекла, устанавливаемые «Маллинером» в кузова, почти не пропускали в салон уличный шум, но каким-то непостижимым образом и генерал, и его адъютант этот крик услышали.
И все исчезло в ослепительной вспышке взрыва…
Картинки из прошлого
16 мая 1937 г.
Австро-Венгрия, Вена,
Нойебург, Бург-Ринг
Только сейчас император Эрнст ощутил, что такое одиночество…
Если подумать, он был одинок всю свою жизнь. Он был отбросом – так соизволил охарактеризовать его император Франц Иосиф в свое время. Отбросом, а мать его была проституткой, так шептались о ней в высшем свете. Да что там шептались – в открытую говорили, и слова эти шли, как поговаривали, тоже от Франца Иосифа.
Он вступил на престол, хотя до этого подписал отречение. Вернее, отречение подписали за него – Франц Иосиф не желал видеть отбросы на троне. Потому-то и выбрали его – выбор, кстати, был невелик. Страшная судьба была у Габсбургов – почти никто из представителей этой династии не умер своей смертью.
Восходя на трон, он поклялся забыть. Поклялся забыть унижения и насмешки детства, поклялся забыть травлю высшего света. Поклялся забыть, хотя забыть это было невозможно…
Именно крысами и был весь венский свет – больше сравнивать не с кем. Содомиты, содержанцы и содержанки, вселенские должники, вертопрахи – кого только не было при дворе. Заживо гниющая армия, которая по-настоящему так и не воевала бог знает сколько лет. Когда два хищника, Россия и Германия, жадно вцепились в Восток и в Африку, австрийская армия, не раз битая еще в прошлом веке, скромно стояла в сторонке. А император Австрийский Карл, по слухам, был больше озабочен тем, как сделать карьеру своей любовнице в Венской опере, при том, что у любовницы не было ни голоса, ни слуха.
Анте Павелич… Практиковавший адвокат, великолепный юрист, хорватский националист и экстремист. Он родился на обильно политой кровью югославянской земле – и стоило ли удивляться тому, что к крови он испытывал большое почтение. Эта земля снова требовала крови, она была ненасытна…
Сам Эрнст был в Загребе несколько раз. Он хорошо помнил один момент – когда он вместе с Павеличем вышел на балкон королевского дворца и толпа на площади в едином порыве вскинула руки… ведь они приветствовали не его – их владетельного монарха. Они приветствовали Павелича, их поглавника, кровь от крови и плоть от плоти. И отдай Павелич приказ – они растерзали бы своего императора в секунды, подобно львам на арене Колизея…
Негромкий стук в дверь прервал невеселые размышления монарха…
– Кто там?! – раздраженно крикнул Эрнст.
В дверь просочился – именно просочился, а не вошел – лакей, согнулся в почтительном поклоне до земли…
– Ваше Королевское Величество, министр-президент граф Сечен изволит почтеннейшее просить вашей аудиенции.
– Я пока никого не хочу видеть!
Откланявшись, лакей исчез.
Эрнст в возбуждении прошелся по кабинету. Затем подошел к письменному столу, открыл верхний ящик, достал из него тяжелый, увесистый револьвер Гассера. Тускло блеснули медью патроны в барабане, само ощущение рубчатой рукояти в руке, смертоносной тяжести оружия придало Эрнсту уверенности. Уверенности, которой ему сейчас так недоставало, особенно когда часы неумолимо отсчитывали время, оставшееся до конца ультиматума.
Улыбнувшись какой-то своей мимолетной мысли, Эрнст положил револьвер поверх лежащего на столе листа бумаги, исписанного вручную…
