«оживлялась» — режиссер делал мизансцену, показывал актерам, куда и как двигаться, под каким углом к ним будет находиться объектив телекамеры. Потом переходили на студийный этаж, где все сцены тщательно выверялись при помощи таймера и оговаривались детали костюмов. Затем начиналась работа над новой серией. Те, чьи сцены в списке стояли первыми, сразу шли в гримерную. Остальные отправлялись в гримуборные повторять текст. Ну, а те, кому делать было нечего, топали в актерскую — пить кофе и резаться в бридж.
Если работа над шоу поставлена кое-как, то день всегда совершенно непредсказуем и дико утомителен, а течение его подобно яростному потоку, несущему обломки коряг. Но если работа организована хорошо, то течение рабочего дня сродни полноводной реке, по фарватеру которой опытные пловцы и хорошие гребцы без труда продвигаются к желанной гавани.
Каждый день заканчивали серию. Причем на логической паузе. Алек уже снимался в кино, в рекламных роликах, в телеспектаклях — то есть перепробовал практически все, что может делать актер. И все-таки ничто не приносило ему такого удовлетворения, как удачный съемочный день в хорошей мыльной опере. Мыльные сериалы — не для тех, кто во всем стремится к совершенству или жаждет разнообразия. А для него — в самый раз.
В первой серии ему почти нечего было делать — он должен был просто мелькать в кадре, чтобы зрители привыкли к новому лицу. Замена актера — дело серьезное. Во всех сценах его партнером был лорд Робин, младший брат Лидгейта — его играл Рэй Бьянчетти. Робин рассказывал Лидгейту о печальном финале романа Джорджианны и Перегрина. Это называлось «пересказ» — с их помощью зритель, потерявший нить повествования или просто случайно взглянувший на экран, схватывал смысл происходящего.
Алек еще не вошел в роль Лидгейта. Но во взаимоотношениях братьев прекрасно разбирался. Он хорошо помнил, что Брюс, его старший брат, терпеть не мог, если младшие — Гордон, Алек или Росс знали что-то ему неизвестное.
Именно это и следовало играть! Лидгейту были интересны рассказы Робина, но он напускал на себя безразличие. Он не просто стыдился копаться в чужом грязном белье — герцоги выше этого, — он был элементарно раздражен. Младшему брату не пристало знать больше старшего! Так не положено, это нарушение субординации. Рэй, в свою очередь, стал подыгрывать Алеку и тоже изображал раздражение: «Тебе ведь любопытно! Почему бы не признаться в этом?» Сцена оживала на глазах. Это были настоящие братья — Лидгейт и лорд Робин. Казалось, через мгновение они, сцепившись, покатятся по полу детской, царапая и кусая друг друга…
— Я слышал, что ты классный актер, — сказал Рей. — Но это потрясающе. Что ж, буду у тебя учиться.
Те, кого Алек сыграл до сих пор, отнюдь не могли похвастаться изысканными туалетами. Первый его герой, Крис, лихой молодой строитель в сериале «День за днем», основное экранное время проводил без рубашки и в таких тесных джинсах, которые вряд ли позволили бы нормальному строителю что-либо построить. Доктор Роберт Олдфидд в шоу «Обрести и удержать» щеголял в белом халате, а в «Страстях» его Дерек носил костюм бедного адвоката. Кстати, эта роль принесла ему известность, именно за нее он был удостоен «Эмми». Ну, а Алан в «Аспиде» менял костюмы как перчатки. Впрочем, и личность его претерпевала значительные изменения через каждые три-четыре серии.
Костюм, приготовленный для герцога Лидгейта, был изумителен. Рубашка из тончайшего белого льна с тремя шейными пуговичками, скрытыми узкой оборкой кружев. Штаны, очень плотно облегающие фигуру. Темный камзол великолепно обрисовывал грудную клетку, спереди достигая талии, а сзади ниспадая двумя длинными округлыми фалдами. Прекрасные ткани словно ласкали кожу, а портновское искусство чудесным образом меняло фигуру. И неважно, что к утреннему кофе подаются грошовые пончики — костюм выглядел на миллион долларов.
— Здорово! — сказал он Рэю, когда они вдвоем рассматривали себя в зеркало гримуборной. — Неужели остальные костюмы такие же?
Рэй кивнул:
— Но нам с тобой особенно повезло. — На нем был поблескивающий камзол, черноту которого оттеняли позолоченные пуговицы и богатое шитье. Рэй был симпатягой лет двадцати с небольшим, с густейшей темной шевелюрой. — У ребят, играющих щеголей и денди — вот у кого потешные костюмы! Но их выручают шейные платки.
Шейные платки — предтечи галстуков, украшение мужчин эпохи Регентства. Ни один актер не смог бы самостоятельно соорудить столь замысловатый узел. Какая-нибудь девочка с легкими пальчиками, служащая гардеробной, зачастую, зажав под мышкой листки с указаниями, завязывала их перед самым началом съемки.
— Даже и не пытайтесь сами его развязать, — щебетала она Алеку, обматывая тщательно отглаженную муслиновую ленту вокруг его шеи. — Мы это сделаем сами. Недавно мы поймали лорда Варлея, он пытался освободиться при помощи ножниц, а ведь ленту ткали по специальному заказу.
— Да, мэм. — Давненько никто из гардеробной не читал ему лекций. В «Аспиде» он был звездой — никто из младшего состава просто не осмелился бы заговорить с ним.
— Вот это узел «восточный». Он очень тугой и строгий, совсем без складок, — продолжала девушка, не прерывая своего занятия, — а у «трона любви» сбоку впадинка. У «бального» две впадинки по бокам и пара складочек вот тут. «Почтовая карета» намного свободнее. Но это для сэра Перегрина — это не ваш узел.
Алек улыбнулся:
— Тебе здесь нравится, правда?
— Очень. Я уже работала в «Любовь никогда не кончается». Мне казалось, там отлично, но здесь гораздо интересней! — Она отступила, чтобы полюбоваться на дело своих рук. — Вы ведь даже не знаете, что эти высокие воротнички вошли в моду потому, что у принца постоянно опухали железки. И у него в любой момент могла развиться профирия, что сводило с ума бедняжку короля…
— Нет, разумеется, этого я не знал. — Что такое «профирия»? Алек понятия не имел.
— Вы здесь много всякой всячины узнаете. Вам очень понравится, — заверила его девушка. — Не стесняйтесь и спрашивайте, если что-то будет непонятно. В любое время.
— Обязательно, — пообещал он.
Местом действия трех сцен, в которых он участвовал, была библиотека герцога — темный, богато отделанный зал с множеством полок, заполненных фолиантами в кожаных переплетах с золотым тиснением. Один из младших декораторов вдруг заволновался, не сочтет ли Алек это анахронизмом.
— Видите ли, именно так и должно быть. Надо, чтобы казалось, будто эту комнату отделывали во вкусе вашего дедушки.
— Спасибо, вы сняли камень с моей души, — познания Алека в области декоративного искусства были не столь глубоки, как подумал этот милый парень.
— Вот подождите, скоро увидите комнату в китайском стиле, — продолжал парнишка. — Она великолепна. И когда-то была в большой моде. Кстати, в стиле Дворца Регентов — того, что в Брайтоне — очень много из того времени.
— Ну, а я, то есть лорд Лидгейт, дока по этой части?
— Ну, вам далеко до сэра Перегрина, но вы и не настолько отстали от моды, как лорд Кортлэнд. У него вкусы совершенно в духе эпохи Иакова Первого.
— Да ну? — притворно изумился Алек. — Иакова Первого? Ты шутишь? — он даже приблизительно представить не мог, с чем это едят.
Когда работали над «Аспидом», половина состава понятия не имела, в какой стране происходит действие. А здесь все, вплоть до самых молодых, изъяснялись как доктора исторических наук, чья специализация — история Англии девятнадцатого века.
Потрясающе! Расхаживая по библиотеке, Алек промерил шагами все расстояния, пытаясь освоиться в декорации. Ему хотелось вести себя здесь непринужденно, как и его герой. Он провел ладонью по украшенной причудливой резьбой спинке стула. Что ощущал Лидгейт, делая вот так? А вообще герцоги — отличные ребята. Лидгейт владеет десятками тысяч акров земель. Чувствует ли он себя баловнем фортуны? Или настолько высокомерен, что воспринимает это как должное? А, может, его тяготит груз
