Алек положил трубку на место. Телефоны в гримуборных многое изменят. Больше не будет очередей к аппаратам в холле. И если ты кому-то позвонишь, остальные не будут в курсе твоих дел. Он обернулся к Рэю.
— Да. Мы поженимся.
Рэй испустил крик ликования и хлопнул Алека по плечу.
— Поженитесь? Правда? Я уж было подумал, что мы с Элли — последние, кто на это решился…
Прежде, чем Алек успел раскрыть рот, дверь снова распахнулась. Влетели Карен и Трина, возбужденные, трещащие без умолку, перебивая друг друга.
— Ты вернулся! Отлично. Мы так соскучились.
— Ты пришел с Дженни. Что случилось? Она говорила, что ты ей не нужен. Расскажи!
— Да-да, мы должны все знать! Рассказывай!
Алек обнял Трину и поцеловал ручку Карен.
— Ни за что, милые леди. Это не ваше дело, мои дорогие.
Трина с размаху ударила его в грудь:
— Ну, перестань, не будь бякой! Говори, для нас это жизненно важно. Ты должен рассказать нам все.
— Нет, не должен, — ответил Алек.
В следующую секунду в гримуборную вплыла Фрэнсин. Один взгляд на Алека — и она уже в роли. И сама добродетельная, но мягкосердечная леди Варлей умоляет его выложить все начистоту. Наконец, и она сдалась.
— Бесполезно, — объявила она. — Если он не собирается ничего рассказывать графине Варлей, то вам и подавно не расскажет…
В семь пятнадцать они препроводили Алека в репетиционную, где Алек обнаружил, что его появление — не самая свежая новость. Вчера поздним вечером Дэвид Кендалл получил внезапное и заманчивое предложение — сняться в фильме, да еще в главной роли!
Молодой Дэвид Кендалл играл роль камердинера Джеймса Марбла. Это на него обрушивались все монологи Риты. И именно ему, о чем все уже знали, предназначалась роль «близнецов» — вот-вот на сцене должен появиться как две капли воды похожий на него брат благородных кровей.
Но если он даст согласие на съемки, то завтра же нужно вылетать в Торонто, ведь картина уже вовсю снимается. Дэвиду предстоит заменить актера, выведенного из строя лошадиными дозами наркотиков. Он нужен был немедленно. Но и брат-близнец именно на этой неделе должен приехать в Лондон — у всех на руках уже были тексты этих сцен. Дженни не могла в один момент все перечеркнуть.
В общем, наступали ужасные времена…
Было уже семь тридцать пять, а читка не начиналась. Дэвид, занятый сегодня в прологе и в пяти сценах, еще не вернулся из кабинета продюсера, а Гил что-то нервно втолковывал двум ассистентам. Остальные стояли вокруг, группами по два-три человека. Кроме Зельды Оливер. Она сидела за столом, перед нею лежал раскрытый текст. Она не суетилась, не поглядывала на часы. Но было ясно, что звезда в нетерпении. Она жаждала начать, наконец, работать.
Алека это не касалось. В его обязанности не входило выручать новую примадонну. Он не нес ответственности за то, чтобы все поезда прибывали точно по расписанию. И не собирался выполнять за Гила его работу!
Он вышел из репетиционной и спустился в контору Дженни. Она говорила по телефону: «Это немыслимо… Февральские съемки начинаются завтра, у нас в работе четыре серии, и Дэвид занят в каждой из них…» Пообещав кому-то, что сделает все возможное и невозможное, Дженни повесила трубку и в отчаянье уронила голову на стол.
— Забавный денек, а? — спросил он, обращаясь к ее макушке.
Она жалобно заговорила:
— Какая чудесная была история! Она заполнила бы все логические бреши! Виконт… О, Господи, ума не приложу, что делать!
— Тогда ничего не делай. Не все же находить оптимальные решения для сериала в целом и для каждого в отдельности. Ты не можешь…
— Знаю, — вздохнула она. — Но он так хочет сняться в фильме. Ведь ты пришел к выводу, что создан для мыльных опер, лишь после того, как играл в театре и снимался в кино.
Этого Алек не мог отрицать. Актеры, снимавшиеся только в мыльных сериалах — тот же Брайан! — склонны были превозносить до небес другие актерские специальности.
— Тяжелая задача, но это его проблема. Сколько можно решать за других!
Она скорчила рожицу:
— Чья бы корова мычала…
— Ничего подобного, — заупрямился Алек. — Я ушел из репетиционной, а читку еще и не думали начинать!
Автоматически она взглянула на часы. Почти четверть девятого.
— Почему ты решил заняться моим воспитанием именно сейчас? Не мог подождать хотя бы до полудня! Не представляешь, что тут творилось, пока тебя не было! Мы ни разу не уложились в график!
— Пойми: не твоя обязанность разбираться с Дэвидом. Это дело Джорджа!
Она покачала головой.
— Я пока ничего не собираюсь говорить Джорджу, — о, она была мужественна! — Все из-за его рекламного агента. Эта кретинка визжит и плюется в трубку все утро.
— Так пусть ей позвонит Джордж.
— Наверное, ты прав…
Алек спустился в гримерную и костюмерную, чтобы со всеми поздороваться. То, что в репетиционной еще не начали читку, его ни в коей мере не волновало.
Болтаться без дела было непривычно. Алек замечал такое, о чем раньше представления не имел. Все вокруг стремительно менялось. Люди больше времени проводили в гримуборных, а не шатались по холлам и не болтали в артистической.
Отчасти дело было в телефонах. Это как бы декларировало права актеров на личную жизнь вне стен студии. И было признаком того, что «Спальня моей госпожи» становится часовиком и перемены будут продолжаться. Появятся другие Зельды Оливер, высокопрофессиональные актрисы и актеры, которые будут относиться к пребыванию в студии только как к работе.
Это было даже забавно. В душе Алек никогда не одобрял существующего положения дел. Он считал, что атмосфера в студии чересчур отшельническая, замкнутая — да и актеры порой отождествляют себя со своими героями. Не поймешь, где жизнь, а где игра… Но теперь все неуклонно вставало на профессиональные рельсы, и начались перемены именно тогда, когда он покинул студию.
Он решил позвонить своему рекламному агенту и направился в гримуборную номер шесть. Последние несколько недель дама явно им недовольна. Ее обрадует, что у него появились вполне определенные планы. Он потянулся к телефону, но вдруг в динамиках прозвучало: «Алек Камерон, пройдите в гримерную. Алек! В гримерную!»
Что такое! Зачем он понадобился гримерам? Вечерника по случаю «возвращения блудного сына» должна состояться в артистической. Он оставил в покое телефон и спустился в гримерную.
Там толклась чуть ли не половина труппы. Яблоку негде упасть! Дженни примостилась на перевернутой вверх дном корзинке для бумаг и стремительно строчила. Джордж и Гил читали текст, заглядывая ей через плечо. Главный художник по гриму что-то втолковывал Брэнди, любимой гримерше Алека. К зеркалу скотчем был прилеплен рисунок, схематично изображавший лицо Алека, и оба они — художник-гример и Брэнди — колдовали над ним. Результат ничуть не напоминал Лидгейта.
Одна из костюмерш спешила к нему с сантиметром. «Ну-ка, поглядим, не растолстел ли ты, пока прохлаждался дома?» Она наскоро обмерила его талию. «Хорошо. Как раз то, что нужно». Повернула его спиной и обмерила плечи. «Совсем дошел… перетренировался, что ли?» Она словно укоряла его.
— Да нет, это само по себе… Послушай, что тут творится?
— Вот здесь побольше коричневого… — Брэнди толкнула его в кресло. — Он должен быть еще более тощим?