Генерал посмотрел на часы:
– Что он говорит? С ним вышли на связь?
– Ничего толкового. Говорит – бабам дайте выйти, после чего делайте что хотите.
– Прикажете вести переговоры?
– Никаких переговоров. Приказываю начать штурм. Немедленно…
Аслан Мугуев утвердительно кивнул головой, повернулся и вышел.
Штурм, который проводили дагестанские спецназовцы, совсем не походил на действия… к примеру Hostage Rescue Team FBI или Special Air Service. Более того, если бы кто-то из командного состава в этих специальных антитеррористических группах решил провести
Первым делом по осажденному зданию открыли огонь снайперы – из обычных СВД и тяжелых В-2010[22] – не по целям, а просто на подавление. При этом пули В-2010 запросто пробивали хлипкие стены хрущобы. Под прикрытием снайперского огня три Медведя подобрались ближе, образовав своего рода передвижную баррикаду. Из одной из машин, головной, вышли два бойца и открыли огонь из реактивных огнеметов РПО «Шмель» – из машин им подавали огнеметы, а они из них стреляли. Сделав восемь выстрелов – стены после этого были черными, из всех окон вырывалось пламя, – спецназовцы Мугуева прекратили огонь и остались на месте, а вот второй и третий Медведи, из которых люди не выходили, – ускорились и подкатили прямо к подъезду. Из них выбежали две группы тяжелых[23] и моментально скрылись в подъезде. Снайперы тоже прекратили огонь, через несколько минут, один из спецназовцев выбил прикладом остатки стекла в подъезде между четвертым и пятым и помахал белым платком.
Контртеррористическая операция в районе пятого жилгородка завершилась.
Полковник национальной гвардии Чернов Владимир Александрович, потомственный казак Терского казачьего войска, прибыл в Пятый жилгородок, когда уже все завершилось…
Сухой и жилистый полковник, наголо еще со времен второй чеченской бреющий голову, вышел из бронированного «Волка», который полагался ему по должности (неспокойно было), огляделся по сторонам. Кислый дым, плывущий из переулка, подсказывал ему, что все уже закончилось. И закончилось – до его прибытия.
К полковнику подскочил низенький аварец-полицейский из оцепления – докладывать. Чернова уважали все, в том числе и не русские.
– Потом… – отмахнулся полковник, – потом доложишь. Хотя скажи, тебя как сюда вызвали? Ты как здесь оказался?
– Так мы тут рядом дежурили, товарищ полковник. Услышали выстрелы, поехали сюда. Тут нам сказали – раз приехал – вставай в оцепление.
– То есть не вызывали?
– Нет…
Полковник тяжело вздохнул.
– А что делать-то, товарищ полковник?
– Что делать… Стой, раз приехал. Потом рапорт напишешь.
– Есть…
Полковник пошел вперед, дыша смесью дыма, гари, выхлопных газов, цветов и жуткого запаха паленого мяса…
Трупы уже вытащили… если это можно было назвать трупами… их вытащили из обгорелого подъезда пятиэтажки и затушили пламя на верхнем этаже. Все это раскладывали на сноровисто расстеленном брезенте подручные генерала Проносова, рядом выкладывали подозрительно целые автоматы, а сам генерал Проносов с героическим видом стоял чуть в стороне и давал интервью очаровательной даме лет тридцати, на которой была накидка с логотипом первого канала. Даму эта звали Надежда, она была выпускницей факультета журналистики МГУ и, несмотря на молодость, была известной журналисткой, даже, кажется, какие-то премии получала. По Дагестану она ездила спокойно и без опаски, брала интервью и у чиновников, и у предпринимателей, что в Дагестане часто было одно и то же, и у военных, и у фээсбэшников – у всех. Никто ее не трогал, и она была вхожа в любой кабинет по очень простой причине – переспала со всеми. Нормальной сделкой для нее был «секс за интервью», и если еще десять лет назад многие бы побрезговали – то теперь никто не брезговал ничем. Такие времена были.
Увидев Чернова, Проносов запнулся на полуслове – он, кажется, рассказывал, как его служба за год ликвидировала уже второго дагестанского амера и ликвидирует и третьего, и четвертого – как только их выберут. В общем, как бывший президент пообещал – мочить в сортире однозначно. Интервью он закончил, но как увидел Чернова, так и косился на него глазом, как косится лошадь, почуявшая волка.
Чернов тем временем подошел к расстеленному брезентовому полотнищу – никто не посмел его остановить, – посмотрел на обгорелые головешки, которые когда-то были людьми. Опытным взглядом заметил – две женщины, один подросток, от двенадцати до шестнадцати. Подростки тут тоже воевали – брали в руки оружие и воевали, они были даже страшнее, чем взрослые боевики, страшны безоглядным фанатизмом, подростковой жестокостью и готовностью умирать за то, во что верили. Нет ничего страшнее, чем подросток с оружием. Казаки – а в Махачкале теперь тоже были и казаки, и Союз ветеранов – не раз и не два сталкивались с такими вот подростками. Каждое такое столкновение заканчивалось кровью.
Конец интервью Проносов скомкал, Надежда нервно оглянулась, увидела Чернова и тоже помрачнела. Сунуться к нему она даже не пыталась – одного раза хватило. Чернов просто обошел стол, повернул ее к себе спиной, но не положил грудью на стол, а смачно приложил всей пятерней по заднице, а потом выгнал из кабинета. Были все-таки и те, кто брезговал.
– Что тебе здесь нужно? – недобро спросил Проносов, Чернов был его злейшим врагом, со своей нацгвардией и казачеством он вечно стоял у него на пути.
– Хочу поздравить тебя с очередной победой, – спокойно ответил Чернов.
– Когда я поздравлю тебя с твоей? – с ядом в голосе спросил генерал.
Чернов проигнорировал явный выпад в свою сторону.
– Ты ничего не хотел у них спросить?
– А что у них спрашивать? Это ты любишь спрашивать.
– Ты прав. Настанет время, когда я спрошу у тебя.
Двое мужиков с несколькими годами разницы в возрасте стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза, и даже подчиненные генерала Проносова замолчали, глядя на все это, на незримую дуэль двух мужчин.
Первым не выдержал генерал, он отвернулся, хотел позвать Бадаева и что-то ему поручить, но не для того, чтобы он это сделал – а для того, чтобы просто почувствовать рядом с собой какого-то своего человека, не быть одиноким. Он отвернулся, ища глазами Бадаева, голос которого он только что слышал рядом, взгляд генерала скользнул по людям, по разворошенному двору, и вдруг…
Человек в штатском, с приколотой карточкой пропуска стоял у бронетранспортера и не отрываясь смотрел на него. Он знал этого человека, хотя предпочел бы забыть, не знать… столкнуть это безумие в самые дальние тайники памяти, запереть их на сто замков, чтобы больше никогда и никак они не посещали его. Но это был именно он, человек из Грозного, постаревший, но все же он, стоявший и смотревший на него – он стоял, смотрел, и в глазах его тлело пламя.
Какое-то время он
Можно было бы кликнуть Бадаева или Мугуева и приказать схватить этого человека, сказать, что это террорист или координатор, или связник террористов, что угодно сказать, только бы они его схватили. Потом пытками заставить его заговорить… господи, какими пытками, этот человек будет молчать, его надо просто убить. Убить и все… и наплевать, что за ним придут другие и третьи… наплевать, что он продался, и дьявол явился за товаром.
