пролежало. Уж конечно, мне было не до чистки одежды в тот день, когда убили бедного капитана. А потом допрос прокурора — ужас! — да еще его светлость забрали! Я так расстроилась. Наверное, я слишком чувствительная. В общем, пару дней мы все тут были сами не свои, а потом ее светлость заперлась у себя в комнате и не подпускала меня к гардеробу. «Ах, оставь ты этот шкаф в покое. Ты же знаешь, у него скрипят дверцы, а у меня так болит голова, что я не перенесу этого», — вот что она твердила. «Мисс, мне надо вычистить ваши юбки», — говорю я, а она: «К черту юбки! И уходи, пожалуйста, Элен. Я сейчас закричу, если ты подойдешь к шкафу. Ты играешь у меня на нервах». Ну что ж настаивать, когда с тобой так разговаривают. Хорошо быть миледи — все вокруг носятся, а дурной характер называют нервным потрясением. Я знаю, я и сама страшно горевала по бедному Берту, моему жениху, когда его убили на войне — все глаза выплакала, правда. Но что поделаешь! Я бы постыдилась так себя вести, мистер Бантер. Потом, между нами, мисс Мэри не так уж любила капитана. Никогда не отдавала ему должного — я так и сказала кухарке, и она со мной согласилась. А он был стильный, этот капитан. Всегда как настоящий джентльмен — я ничего такого не хочу сказать, — я имею в виду, что прислуживать ему было одно удовольствие. А какой он был красивый, мистер Бантер!
— Ага! — заметил мистер Бантер. — Значит, ее светлость была расстроена больше, чем следовало бы ожидать?
— Сказать вам правду, мистер Бантер, я считаю, что все это дурной характер. Ей хотелось выйти замуж и уехать из дома. Черт бы побрал это пятно! Как оно въелось. Она никогда не ладила с его светлостью. Пока она жила в Лондоне во время войны, она очень весело проводила время, ухаживая за офицерами, и общалась с крайне подозрительными личностями, чего его светлость совсем не одобрял. Потом у нее был какой-то роман с совершенно низким типом — мне рассказывала кухарка. Кажется, кто-то из этих грязных русских, собирающихся разбить нас в пух и прах, — можно подумать, мало людей погибло во время войны! Вообще, его светлость страшно был сердит, перестал посылать ей средства к существованию и потребовал, чтобы ее светлость вернулась домой. С тех пор ей прямо не терпится с кем-нибудь сбежать. Сплошные капризы. Как я от них устаю, если бы вы знали. А вот его светлость мне жалко. Представляю, каково ему. Бедный герцог! Быть арестованным за убийство и оказаться за решеткой, как бродяга. Подумать только!
Задохнувшись от своего монолога и наконец покончив с пятном, Элен умолкла и выпрямилась.
— Не так-то просто оттереть, я прямо замучилась.
— Если бы вы позволили мне помочь вам, — промолвил мистер Бантер, пододвигая к себе горячую воду, бутылочку с бензином и губку.
Он перевернул юбку.
— А нет ли у вас щетки, чтобы отчистить эту грязь?
— Да вы, верно, ослепли, мистер Бантер, как летучая мышь, — захихикала Элен. — Вот же она перед вами, вы что, не видите?
— Ах да, — откликнулся камердинер. — Но она не такая жесткая, как мне хотелось бы. Будьте добры, принесите мне пожестче, а я все сделаю за вас.
— Вот еще! — заявила Элен, но, взглянув в сияющие восхищением глаза мистера Бантера, она смягчилась и добавила: — Ну ладно, я принесу вам щетку из гардероба. Она жесткая, как кирпич.
Не успела она выйти из комнаты, как мистер Бантер тут же извлек из кармана еще две коробочки. В мгновение ока он соскреб грязь с юбки в двух местах и надписал крышки: «Гравий с юбки мисс Мэри — шесть дюймов от края подола», «Песок с подола юбки мисс Мэри».
Он поставил даты и только успел спрятать коробочки в карман, как появилась Элен со щеткой. Некоторое время Бантер был целиком поглощен чисткой, одновременно ведя бессвязную беседу с Элен. Третье пятно на юбке заставило Бантера критически на него уставиться.
— Вот так так, ее светлость сама пыталась отчистить его, — заметил он.
— Что?! — воскликнула Элен, пристально уставившись на пятно, один край которого побелел и был размазан, приобретя слегка жирноватый блеск.
— Ну, кто бы мог подумать! — изумилась она. — Интересно, зачем бы ей это было нужно? А прикидывается такой больной, будто и голову не может оторвать от подушки. Хитрая она, вот и все.
— Может, она его раньше пыталась отчистить, может, это старое пятно? — предположил мистер Бантер.
— Она надевала ее после убийства капитана, — согласилась Элен, — но вряд ли это было подходящее время, для того чтобы учиться домоводству. Не знаю, какой она там была сестрой милосердия — она ничего не умеет.
— Она пользовалась мылом, — заметил мистер Бантер, решительно оттирая пятно бензином. — Могла она вскипятить воду у себя в комнате?
— Зачем бы ей это надо было делать, мистер Бантер? — удивилась Элен. — Вы что, считаете, у нее есть чайник? Я ей каждое утро сама приношу чай. Миледи не любят сами кипятить воду.
— И почему было не взять воды из ванной? — предположил мистер Бантер, продолжая внимательно рассматривать пятно. — Очень доморощенно, определенно любительская работа. К тому же, я полагаю, ей помешали, и она была вынуждена прервать ее. Энергичная молодая особа, но неоригинальная.
Последнее замечание уже было доверительно сообщено лишь бутылке с бензином: Элен, высунувшись из окна, беседовала с лесником.
Начальник полиции в Рипли сначала принял лорда Питера довольно холодно, но, узнав, кто он такой, изменил свою манеру, в которой теперь соединялось официальное отношение к частным детективам с необходимым уважением к титулу.
— Я обращаюсь к вам, — начал Уимзи, — потому что вам проще будет осуществить розыск, чем такому любителю, как я. Полагаю, что ваша прекрасная организация уже трудится в этом направлении, а?
— Естественно, — ответил начальник, — но выяснить, кому принадлежит мотоцикл, лишенный номера, не так уж просто. Вспомните бурнмаунтское убийство, — он удрученно покачал головой и принял с благодарностью сигару. — Мы сначала не связали это со снятым номером у священника, — небрежно заметил начальник, что навело лорда Питера на мысль, что эта логическая связь выстроилась в его официальных мозгах только что под влиянием их получасовой беседы. — Конечно же, если бы он появился в Рипли без номерного знака, он был бы тут же остановлен. А с номером мистера Фулиса он чувствовал себя в такой же безопасности, как… как Английский банк, — произнес он с неожиданной находчивостью.
— Совершенно очевидно, — согласился Уимзи. — Какие переживания для священника, да еще с самого раннего утра. Вероятно, сочли за чью-то глупую шутку?
— Именно так, — подтвердил полицейский, — но после того, что вы рассказали, мы сделаем все возможное, чтобы отыскать этого шутника. Надеюсь, его светлость будет только рад узнать, что тот пойман. Можете положиться на нас, и как только мы обнаружим его или номерной знак…
— Да благословит и спасет вас Господь, — с неожиданной живостью прервал его лорд Питер, — и не тратьте времени на поиски номерного знака. Зачем бы ему надо было отвинчивать номер у кюре, если он собирался афишировать собственный? По найденному номеру можно будет сразу определить его имя и адрес, а пока он болтается у него в брючном кармане, вы можете сколько угодно кусать себе локти. Простите уж, что влезаю со своим мнением, но я даже представить себе не могу, чтобы вы взваливали на себя такую неблагодарную задачу — обшаривать пруды и переворачивать мусорные кучи в поисках несуществующего номерного знака. Я вас прошу лишь об одном — чтобы вы прочесали железнодорожные станции, опросив служащих, не встречали ли они молодого человека ростом шесть футов и один или два дюйма, с десятым размером обуви, в плаще без пояса и с глубокой ссадиной на одной руке. Вот мой адрес, и я буду очень благодарен, если вы сообщите мне то, что вам удастся выяснить. Понимаете, все это так неприятно для моего брата. Он очень ранимый человек и все очень остро переживает. Между прочим, я страшный непоседа, все прыгаю туда-сюда, так что можете телеграфировать мне сразу по двум адресам — в Ридлсдейл и в город — Пикадилли, сто десять. Будете в Лондоне, заглядывайте, всегда буду рад вас видеть. А теперь, прошу прощения, мне пора. Масса дел.
