Великий крах, обрушившийся в 1914 году на мировую кредитную систему, как в капле воды отразился и на банковской книжке Каткарта. Поступления из России и Германии прекратились; доход от французских акций сократился на три четверти от первоначального объема после того, как накативший вал военных действий обрушился на виноградники, унося тысячи рабочих. В течение первого года эта потеря еще была отчасти возмещена дивидендами от капитала, вложенного во французскую ренту; затем последовала зловещая цифра двадцать тысяч франков в расходной части счета, а шесть месяцев спустя еще тридцать тысяч. После этого крушение не заставило себя долго ждать. Паркер без труда мог представить краткие распоряжения с фронта о продаже ценных бумаг по мере того, как вихрь бешено растущих цен и обесценивания денег уносил сбережения предшествовавших шести лет. Дивидендов становилось все меньше и меньше, пока поступления окончательно не иссякли; и тогда появился еще более зловещий признак — серия долгов, представлявших собой расходы по пролонгированным векселям.
В 1918 году положение стало критическим, и ряд записей указывал на отчаянную попытку поправить положение с помощью спекуляции иностранной валютой. Через банк оформлялись покупки на немецкие марки, русские рубли, румынские леи. При виде этих записей мистер Паркер сочувственно вздохнул, вспомнив, что и у него дома в письменном столе лежат эти иллюзорные образцы гравировального искусства. Он понимал, что они давно превратились в пустые бумажки, но его дисциплинированный ум не мог смириться с их уничтожением. Вероятно, и Каткарт обжегся на марках и рублях.
Именно в это время, судя по чековой книжке, Каткарт начинает вносить на текущий счет наличные деньги — вне какой-либо логики, в разное время появляются разные суммы — то большие, то маленькие. Например, в декабре 1919 года внесено целых тридцать пять тысяч франков. Сначала Паркер подумал, что эти суммы представляют собой дивиденды по каким-то ценным бумагам, которые Каткарт держал у себя, не проводя их через банк. Он тщательно обыскал комнату в надежде найти или сами бумаги, или хотя бы какие-то записи, относящиеся к ним, но все поиски были напрасными, так что Паркер был вынужден прийти к выводу, что или Каткарт их где-то прятал, или интересующие его суммы представляли собой какой-то другой источник дохода.
Каткарт ухитрился демобилизоваться почти сразу же (несомненно, благодаря своим предшествующим контактам с высокопоставленными государственными деятелями) и отправился на длительный отдых на Ривьеру. Последовавший за этим визит в Лондон совпал с получением семисот фунтов стерлингов, которые, будучи переведены во франки по тогдашнему курсу, составили значительную сумму. С этого момента доходы и расходы более или менее уравновешиваются и суммы чеков, выписанных на себя, постепенно возрастают, появляясь все чаще и чаще. А в 1921 году начинает подавать признаки жизни и винный завод в Шампани.
Подробно записав все эти сведения, Паркер откинулся на спинку кресла и окинул взглядом комнату. Уже не в первый раз он почувствовал отвращение к своей профессии, исключавшей его из великого мужского братства, члены которого доверяли друг другу и не вмешивались в чужую личную жизнь. Паркер снова раскурил погасшую трубку и вернулся к отчету.
Сведения, полученные от мсье Туржо — управляющего Лионского банка, до малейших деталей совпадали с данными чековой книжки. Все взносы мсье Каткарта осуществлялись в основном в банкнотах малого достоинства. Раз или два он превышал кредит — оба раза не намного, и задолженность была погашена в течение нескольких месяцев. Безусловно, доход его сократился, как и у всех, однако его счет никогда не вызывал тревоги у банка. В настоящий момент с правой стороны числилась сумма в четырнадцать тысяч франков. Мсье Каткарт всегда был очень мил, но не слишком общителен — tres correct [10] .
Сведения, полученные от консьержа: Он редко виделся с мсье Каткартом, тот был tres gentil [11] . При встрече никогда не забывал сказать: «Bonjour, Bourgois»[12]. Иногда у него бывали гости — джентльмены в вечерних костюмах. Порой у него играли в карты. Мсье Буржо никогда не доводилось провожать к нему дам, за исключением разве что одного случая в прошлом феврале, когда он давал завтрак для нескольких дам tres comme il faut [13] , которые пришли с его невестой — une jolie blonde [14] . Мсье Каткарт пользовался квартирой как pied a terre[15] , и зачастую, заперев ее, он исчезал на несколько недель, а то и месяцев. У него никогда не было камердинера. Он был un jeune homme tres range [16] . Его квартиру убирала мадам Лебланк — кузина покойной жены Буржо. Мадам Лебланк — очень достойная женщина. Конечно, он может предоставить мсье ее адрес.
Сведения, полученные от мадам Лебланк:
Мсье Каткарт был прекрасным молодым человеком, прислуживать ему было одно удовольствие. Очень великодушный и всегда интересовался ее семейными делами. Мадам Лебланк была потрясена известием о его смерти, да еще накануне его женитьбы на дочери английской миледи. Мадам Лебланк видела мадемуазель в прошлом году, когда та приезжала к мсье Каткарту в Париж; она считала, что молодой леди очень повезло. Редко можно встретить такого серьезного молодого человека, как мсье Каткарт, да еще такого красивого. Мадам Лебланк доводилось иметь дело с молодыми людьми, и она могла бы много чего порассказать при случае. Но что касается мсье Каткарта — упаси Боже. Он нерегулярно жил в своей квартире, но всегда заранее ставил ее в известность о своем приезде, и тогда она шла туда и приводила все в порядок. Он был очень аккуратен в отличие от других английских джентльменов. Мадам Лебланк знавала многих из них — и всегда у них все было sens dessus dessous [17] . Мсье Каткарт всегда очень хорошо одевался, исключительное внимание уделял ваннам; бедняжка, он относился к своему туалету почти как женщина. И вот он мертв. Le pauvre garcon [18]! Честное слово, мадам Лебланк даже аппетита лишилась из-за этого.
Сведения, полученные от префекта полиции:
Ровным счетом ничего. Мсье Каткарт никогда не привлекал внимания полиции. Что касается денежных сумм, упомянутых мсье Паркером, если мсье назовет номера банкнот, они попробуют проследить их движение.
На что тратились деньги? Паркеру приходило в голову только два назначения: внебрачная связь и шантаж. Естественно, такой миловидный мужчина, как Каткарт, вполне мог иметь женщину, а то и не одну, без всякого ведома консьержа. Также вполне резонно было предположить, что шулер — если он был таковым — легко мог оказаться во власти другого лица, слишком хорошо осведомленного в его делах. Любопытно также, что таинственные поступления наличных денег начались именно тогда, когда его финансовое положение переживало кризис. Вполне возможно, что они представляли собой случайные выигрыши в казино, на биржах или, если рассказ Денвера правдив, результат нечестной игры в карты. Однако вообще-то Паркер больше склонялся в пользу шантажа. Он лучше вписывался в общую картину, как они с лордом Питером реконструировали ее в Ридлсдейле.
Однако несколько деталей все еще ставили Паркера в тупик. Зачем шантажисту раскатывать по йоркширским болотам на мотоцикле с коляской? Кому принадлежал зеленоглазый кот? Это была ценная безделушка. Не мог ли Каткарт предложить ее в качестве уплаты части долга? Хотя это выглядело как-то глупо. Оставалось только предположить, что шантажист отбросил ее с презрением. Кот был у Паркера с собой, и ему пришло в голову обратиться к ювелиру, чтобы оценить его.
Но мотоцикл с коляской продолжал оставаться загадкой, такой же, как кот, и такой же, как мисс Мэри.
Зачем мисс Мэри потребовалось лгать на дознании? А в том, что она лгала, Паркер не сомневался ни на мгновение. Он не верил всей ее истории о втором выстреле, который разбудил ее. Что привело ее к дверям оранжереи в три часа ночи? Кому принадлежал чемодан — если это был чемодан, — спрятанный между кактусами? Что это за затянувшийся нервный срыв без всякой симптоматики, препятствующий даче показаний в суде и разговору с собственным братом? Могла ли мисс Мэри присутствовать при разговоре в зарослях? Но если так, они с Уимзи наверняка бы обнаружили ее следы. Состояла ли она в сговоре с шантажистом? Это была не очень приятная мысль. Или, наоборот, пыталась помочь своему жениху? Насколько Паркеру было известно от герцогини, она находилась на собственном содержании, и немаленьком. Может, она пыталась помочь Каткарту деньгами? Но тогда почему не рассказать все, что она знала? Худшее о Каткарте уже было известно (Паркер всегда полагал, что шулерство — самая
