зрительно воспринял, но оценить ее во всех деталях не сумел.
— Какого черта, Рут! — заорал он так громко, что головы всех присутствующих повернулись к нему.
— Прости, а что такое? — вытаращила на него глаза Рут.
— Девять часов! Черт возьми!
— Тише, Алоизиус! — сердито проговорил отец. Мать глядела на него, совершенно ошарашенная.
— Какого черта ты меня не разбудила! — Он угрожающе надвинулся на нее.
— Почему ты так разговариваешь со мной? — Рут нахмурилась и тут же повернулась к Пуду: — Ну еще пару ложечек, милый!
— Потому что ты, наверно, добиваешься, чтобы меня уволили! Этого ты хочешь, да? Почему, черт тебя побери, ты меня не разбудила?
— Ну, я хотела тебя разбудить, но Гейб сказал, что будить не надо. Сказал, что лучше дать тебе поспать до десяти, что отдых пойдет тебе на пользу, и я согласилась с ним, — как ни в чем не бывало заговорила она, делая вид, что ни капли не обиделась на него за эту сцену в присутствии родителей.
— Гейб? — Он воззрился на нее так, словно ничего смешнее в жизни не слышал. — Гейб?! — вскричал он.
— Лу, — охнула мать, — не смей так кричать!
— Посыльный Гейб? Этот чертов Гейб из экспедиции? — На замечание матери он не обратил внимания. — Так ты его слушаешь? Он же кретин!
— Лу, — опять вмешалась мать. — Сделай же что-нибудь, Фред, — толкнула она мужа локтем.
— Однако этот кретин, — Рут силилась говорить спокойно, — вчера доставил тебя домой, вместо того чтобы пустить тебя за руль и отправить на верную смерть.
Как будто только сейчас вспомнив, что домой его доставил Гейб, Лу кинулся из дома на подъездную аллею. Он обежал машину кругом, поджимая то одну босую ногу, то другую. Его тревога за машину была так велика, что ему было не до острых камешков, впивавшихся в его голые ступни. Он осмотрел со всех сторон свой «порше», погладил его, проверяя, нет ли на корпусе вмятин или царапин. Не найдя никаких повреждений, он несколько успокоился, хотя по-прежнему никак не мог взять в толк, что заставило Рут прислушиваться к мнению Гейба. Что творится в мире, если Гейб теперь за оракула?
Он вернулся в дом, где родители одарили его такими взглядами, что он даже не нашелся, что сказать, и повернулся к ним спиной. Он направился в кухню, где Рут все еще сидела за столом, докармливая Пуда.
— Руги, — он откашлялся, прежде чем приступить к извинениям в особом, присущем ему стиле, без слова «прости», — просто этот Гейб целит на мое место. Ты этого не поняла, знаю, но это так. Когда он, веселенький и как ни в чем не бывало, отправился на работу пораньше…
— Он ушел пять минут назад, — оборвала его Рут, не оборачиваясь и не глядя на него. — Он переночевал у нас в одной из свободных комнат, потому что, по-моему, другого места, где ночевать, у него не было. Встав, он приготовил для всех нас завтрак, а я вызвала ему такси до работы и оплатила это такси. А ушел он пять минут назад, так что и он тоже на работу опоздал. И можешь оставить все обвинения при себе и перестать скандалить, а катиться за ним на работу и скандалить уже там!
— Рути, я…
— Да, Лу, ты, конечно, прав, а я неправа. Что и доказывает твое поведение сегодня утром. Видно, как ты владеешь собой и как ни капельки не нервничаешь, — саркастически заметила она. — Выходит, я полная дура, что считала, будто тебе хорошо еще часок поспать. Давай, Пуд, — и Рут вытащила малыша из креслица и поцеловала его измазанное личико, — пойдем и хорошенько умоемся.
Пуд захлопал в ладоши, а потом застыл под градом ее звонких поцелуев.
Рут двинулась к Лу с Пудом на руках, и на секунду Лу умилился, взглянув в лицо сына, увидев его улыбку, такую безоглядно широкую, что могла бы осветить небосклон вместо луны. Он уже готов был взять Пуда на руки, но нет — Рут прошла мимо него, прижав к себе ребенка, который так и покатывался от смеха, словно ничего забавнее этих поцелуев в его короткой жизни не бывало. Лу остался с ощущением отвергнутости. Но длилось это ощущение всего лишь секунд пять. Оно тут же сменилось осознанием того, что эти пять секунд он отрывает от времени, необходимого, чтобы добраться до работы. И он ринулся вперед.
В рекордный срок, не в последнюю очередь благодаря отсутствию на дороге сержанта О′Рейли, Лу, нещадно выжимая газ[3], примчался на работу, очутившись в офисе уже в 10.15 — поздно как никогда.
Он поспел за несколько минут до окончания совещания и даже сумел, поплевав на руку, пригладить немытые волосы и, потерев ладонями небритое лицо и отогнав от себя тошнотворные волны дурноты, в которую его ввергло похмелье, глубоко вздохнуть и войти в зал заседаний.
При виде его присутствующие задержали дыхание. И не то чтобы Лу плохо выглядел, нет, просто вид его не был безупречен. А ведь он всегда выглядел безупречно. Он уселся напротив Альфреда, лучившегося изумлением и явным удовольствием от столь очевидного краха его приятеля.
— Прошу прощения, что опоздал, — обратился Лу к двенадцати коллегам, собравшимся за столом. Он мог показаться спокойнее, чем был на самом деле. — Я всю ночь не спал, животом мучился, но теперь уже все в порядке, как я думаю.
Собравшиеся закивали сочувственно и понимающе.
— Брюс Арчер тоже животом мучается, — ухмыльнулся Альфред и подмигнул мистеру Патерсону.
Выключатель щелкнул, и у Лу начала закипать кровь — казалось, что еще секунда, и она, достигнув точки кипения, с громким свистом хлынет у него через нос. Он сидел, попеременно борясь то с накатывающим жаром, то с тошнотой, и жила у него на лбу заметно пульсировала.
— Итак, от сегодняшнего вечера многое зависит, ребята. — Мистер Патерсон повернулся к Лу, и тот, среагировав, включился в разговор.
— Да, у меня назначено аудиовизуальное совещание с Артуром Линчем, — подал он голос. — Начнется в семь тридцать, и я уверен, что все пройдет без сучка и задоринки. Я всю неделю вел с ним переговоры и сумел развеять все его сомнения. Думаю, больше от нас ничего не потребуется.
— Погодите-ка, погодите… — Мистер Патерсон предостерегающе поднял вверх палец, останавливая его, и только тогда Лу заметил, что щеки Альфреда распирает широкая улыбка.
Лу попытался поймать его взгляд, чтобы прочесть в нем хоть какой-то намек, уловить подсказку, но Альфред избегал его взгляда.
— Нет, Лу, вы и Альфред вечером должны быть на ужине с Томасом Круком и его партнером. Это встреча, которой мы уже год как добиваемся. — Мистер Патерсон нервно захихикал.
Трах-тарарах! Все с треском рушилось и катилось в пропасть. Лу лихорадочно перелистал свой ежедневник, дрожащей пятерней взъерошил волосы и вытер со лба капли пота. Потом еще раз провел пальцем по последним записям ежедневника. Усталые глаза с трудом следили за строками, влажный палец оставлял липкие следы на бумаге. Вот единственное — беседа с Артуром Линчем. Нет этого чертова ужина! Не указано!
— Мне, мистер Патерсон, отлично известно об этой долгожданной встрече с Томасом Круком, — Лу прочистил горло и в замешательстве покосился на Альфреда, — но сегодняшнюю встречу мне никто не подтвердил, а Альфреду я еще на прошлой неделе говорил, что сегодня в семь тридцать у меня перекличка с Артуром Линчем. — И он взволнованно обратился к Альфреду: — Как же это, Альфред? Тебе известно об этом ужине?
— Да, в общем, да, Лу, — насмешливо протянул Альфред, пожимая плечами. — Я освободил место в расписании, как только получил подтверждение о встрече. Это же гигантский шанс для нас по продвижению манхэттенского проекта. Мы уж сколько месяцев это обсуждаем.
Сидевшие за столом конфузливо сжались на стульях, хотя, как был уверен Лу, среди них были и те, кто получал громадное удовольствие от возникшей неловкости; они ловили и запоминали каждый вздох, взгляд, каждое произнесенное слово, чтобы потом, едва выйдя за дверь, передать, слегка переиначив, все это товарищам.
